Шанхай. Любовь подонка

Лас – а мы общаемся с ним по-английски – объяснил это так: «Don't be so brave, have a small hart». «Умерь свой пыл, имей маленькое сердце».

Мое сердце – большое.

Когда я напиваюсь, оно почти не болит. До самого утра.

Усаживаюсь за столик, морщась от подступившей отрыжки. Если не запить, буду долго рыгать, такое это дело – байцзю.

Прошу принести бутылку пива и выпиваю ее в несколько приемов.

Спрашиваю счет.

«Платить подобает с любезным видом» – писал Джойс.

С какой стати… Сто с лишним лет назад, может, так и подобало, только не в современном Шанхае.

Счет нужно тщательно проверить. Я печатных иероглифов толком не понимаю, а уж каракулей официантки разобрать не могу и вовсе. Но сурово пялюсь в принесенную бумажку. Хмуря брови, силюсь подсчитать хотя бы количество блюд и выпивки.

Отодвигаю тарелку с мистером У.

Черточки иероглифов прыгают перед глазами.

Смотрю на цифры, припоминая цены. Все верно, кажется.

Официантка терпеливо стоит рядом. Совсем маленькая, смуглая, явная южанка. Тяжелая у них жизнь. Да и работа тоже.

Вытаскиваю из кармана мятую сотню. Смотрю в окно, дожидаясь сдачи.

Мимо ресторана важно шествует дама, в летнем платье и домашних тапочках. В руках у дамы тонкий кожаный поводок. Впереди, не менее важно, семенит разукрашенная болонка – уши и челка розовые, а хвост изумрудный, будто его обмакнули в банку с зеленкой.

Местная мода. Когда в декабре «похолодает» – где-нибудь до плюс десяти, на собачку наденут расшитую попону или курточку.

Ли Мэй обожала собак, совершенно по-детски. Мечтала о щенке – рыжем колли. Прыгала от радости, когда узнала, что родился я в год ее любимого животного.

И обиделась на меня страшно, когда я предположил, что она и понятия не имеет о том, каково это – содержать собаку.

Мы гуляли по кампусу, вдоль усаженного ивами берега речки.

«Вычесывать, выгуливать, прививать, выхаживать, кормить, вязать… Это не так просто, как тебе кажется» – для чего-то сказал я. Может быть, чтобы показаться умудренным и опытным.

Остановилась, вырвала руку. Сузила глаза.

– Ты что же, считаешь, я дура? Думаешь, не смогу позаботиться о ком-нибудь?

– Ну что ты…

Отступила на шаг.

– Тогда зачем ты встречаешься со мной?

Закричала, а вслед за этим выдала неожиданную тираду на китайском, из которой я понял, что меня костерят на чем свет стоит.

Разревевшись с удивившей меня легкостью, повернулась и побежала в сторону общежития.

Я не знал, что делать.

Бежать за ней?.. Глупо.

Студенты, проезжавшие мимо на велосипедах, оглядывались с любопытством; некоторые останавливались, ожидали развития событий.

«Ты какого хрена уставился?!» – рявкнул по-китайски на ближайшего «ботаника» в очках.

Тот вздрогнул и что-то забормотал.

«Делом занимайся, а не за другими надзирай!» – распаляясь и переходя на рык, шагнул к нему.

Я бы, наверное, утопил его в речке, швырнув туда вместе с велосипедом, но «ботаник» оказался сметлив и резв: оттолкнулся ногой, привстал над седлом и налег на педали.

Гаркнув для острастки на остальных, я поступью старого гризли пошел в свое общежитие. Не хватало еще учинить драку посреди кампуса. Даже не драку, а избиение, и не как-нибудь, а чтобы преподаватель, да еще преподаватель-иностранец, отходил за милую душу студентов!

Стыдоба.

Хунвэйбинство наоборот.

«Ты, рыдая, убежала… Я ж задумчиво стоял…» – пробуя успокоиться, переиначивал строки классика.

Укрыться за иронией не получалось.

Промаявшись до вечера в одиночестве и отгоняя от себя мысль сходить за выпивкой в шандянь, отправил Ли Мэй смску.

«Хочешь – переезжай ко мне. Я куплю тебе собаку».

Ответ пришел быстро:

«Во-первых, даже у тебя, в „Вайго сушэ“, собак держать нельзя – университет. А во-вторых, и тебя и меня выгонят, как только узнают: ты лаоши, я студентка – так нельзя. А если еще и родители…».

«Но ты же не моя студентка!» – послал ей еще одно сообщение.

Телефон через минуту пиликну:

«Какая разница. Такие правила».

«Собаку завести – нельзя. Жить с любимой – нельзя… Что можно?» – пририсовав грустный смайлик, спросил я.

«Можно целовать меня. Сколько хочешь».

Мне понравился способ примирения – будто и не было ничего.

Улыбнулся и набрал:

«И на том спасибо. Ладно. Тогда я буду твоей личной Собакой…»

…Принесли сдачу. Запихиваю деньги в карман, прихватываю сигареты, вылезаю из-за стола, стараясь не качаться и держаться ровно. Процесс под контролем: машу рукой компании лаобаня. Те оживляются, машут в ответ. Лаобань опять трясет большим пальцем: молодец лаовай!

Когда я вываливаюсь из распахнутых передо мною дверей в городское пекло, изнывающая от жары девчонка-зазывала приветливо кивает мне, улыбается и смачно харкает на ступеньки.

«Кх-хх!»

Этот звук слышится в Шанхае на каждом шагу. Харкают все. Громко, часто и везде. Без малейшего стеснения. На улице, в магазинах, в метро, в ресторанах. В университетском автобусе коллеги харкают прямо в проход между креслами. Поэтому я, никогда не ставлю свой рюкзак на пол, всегда держу на коленях.