Читаем Шанхай. Любовь подонка полностью

Упираюсь взглядом в каменную лавку в виде буквы «П». На одной перекладине сидит парочка пожилых индусов (или пакистанцев?). Они прижимают к животу пакеты с покупками и едят что-то фастфудное. Скорее всего, муж и жена, утомленные жарой и туристическим шопингом. Напротив них, на другой перекладине, развалились трое – упитанные мужики, стриженные «бобриком», в светлых рубашках с коротким рукавом. Судя по пивным банках в руках и характерному выражению на лицах – мои соотечественники.

В центре лавки свободно. Я сажусь лицом к отдыхающим, лезу за сигаретами и раздумываю, не вступить ли в контакт.

Если заговорить с индусами, разговор непременно зайдет о том, какие китайцы прирожденные жулики и беспринципные обманщики, а вот в Индии продавцы скорее умрут с голоду, но никогда не позволят себе уронить честь и обмануть клиента. Не знаю почему, но это любимая тема для индусов. Рассказывая о своей честности, они так убедительно врут, что поневоле хочется верить. На деле, это еще те выжиги. Наблюдать, как торгуются два прожженных профессионала – плутоватый индус с обманчиво-простодушным лицом и хитрован-китаец, нацепивший маску деревенского дурачка, – сплошное удовольствие. Вокруг всегда собирается большая толпа зрителей. Поглядеть на такое не отказываюсь и я. И если китайцы всегда на стороне своего, то я всячески поддерживаю иностранца.

Да только вот по-английски разговаривать неохота, вслушиваться в индийскую разновидность «инглиша» – тем более.

С русскими – а я не ошибся, это именно они – говорить и вовсе нет желания. Последний раз общался с соотечественниками на Хайнане, но там никуда от них не деться, их больше, чем песка на пляже, и закончилось все невразумительной дракой.


На что уж я не люблю Достоевского, а ведь не возразишь ему-тысячу раз прав он был в своем «Дневнике». Если узнают, что ты тоже русский, сразу начнется: «Приятно встретить соотечественника на чужбине!» И пойдут откровенности – в дружеском и братском тоне, а сам смотрит подозрительно, и вот уже и боится, и врать готов, да вот уже и врет и ищет, как бы нахамить половчее… Больше ста лет прошло, а ничего не изменилось. Все так же. Разве что, почитав классика, а кто и своим умом дойдя, через опыт общения – первую часть, дружескую, опускают. Для экономии сил и времени.

Едва опознают в тебе своего, так или сразу морду отвернут – знать тебя не хочу, или цедят слова сквозь зубы – настороженно, все время, ожидая подвоха. А то уйдут поскорее, от греха подальше.

Соотечественников в Шанхае я не жалую.


Главное – не начать разговаривать с самим собой вслух. Мужики и так косятся на меня. В голову приходит небанальная мысль – достать мобильник и поговорить по-английски, для конспирации. Но лезть в карман – лень.

Индусы, завершив свою нехитрую трапезу, уходят. Голубой тюрбан и темное сари растворяются в вечерней толпе.

Догорает вечерняя заря. Небо все в мелких пятнышках высоких и легких облачков – как шкура жирафа.

Еще не стемнело, но уже зажглись фонари. Замерцали и запрыгали огоньками магазинные вывески.

На место индусов садятся парень с девушкой. Лицо у парня почему-то виноватое, он что-то тихо говорит и пытается взять девушку за руку. Та капризно отворачивается. Парень снова тянется к девушке, кладет ей руку на плечо. Девушка смотрит так, будто на ее плечо взобралась мокрая жаба. Парень вздрагивает, складывает руки на колени. Так и сидит, в позе смирения и грусти, глядя куда-то мимо нас.

Неподалеку от нашей скамейки остановилась троица симпатичных китаянок. Присматривались, совещались. Теперь, приветливо улыбаясь, подошли вплотную. Худенькие, в летних брючках, легких курточках. Гладкие черные волосы, миловидные лица.

Мужики-коммерсы поглядели лениво: люди бывалые, таких на мякине не проведешь.

Девчонки мгновенно оценили ситуацию. Поняли, что там им ничего не светит. Смотрят на меня. Я качаю головой и отворачиваюсь.

Обычное дело. «Хэлоу», «кэн ю спик чайниз», «хау ду ю лайк Шанхай» и «вуд ю лайк ту дринк э кап оф ти».

Это не проститутки. У них другой профиль – консумация[14].

Такие милые девочки обычно представляются студентками-туристками или, наоборот, коренными шанхаянками. Очень вежливы. Иногда – трогательно сексуальны: застенчивый взгляд из-под челки, мягкий голос, открытые и по-детски невинные улыбки. Разводят на «пойти в „ти-хауз“» или ресторан. Потом соскальзывают, ровно за миг до того, как принесут чек на немыслимую сумму. Днем такие номера относительно безопасны – просто плати по счету и сваливай. Вечером или ночью могут быть последствия: приведут в такие места, где особо не повозникаешь, а если и начнешь – тут же явятся хмурые местные братки, а то и поддельные менты, в похожей на настоящую форме.

И начнется спектакль на тему «пройдемте, товарищ».

Самым неприятным может оказаться клофелин в выпивке и отправка бесчувственного тела на такси в гостиницу. Без денег, колец, телефонов, фотоаппарата и всего, что еще было.

Никогда не разговаривайте с незнакомцами – классику никто не отменял.

Особенно если вы турист.

С меня-то взятки гладки.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза