И я разделся тоже. Только меня не прикрывал ни лоскут, ни квадрат, ни даже какое-либо мутное пятно, смоделированное заморской программой. Да и все эти цацки казались сейчас абсолютно лишними. Потому что на данный момент я представлял собой блистательное творение, чудо современной хирургии. Мой пенис по отношению к моей фигуре был звеняще перпендикулярен.
Я прошёл, лёг на постель. Сложил руки за голову. И посмотрел на Тоню. Красивая у неё фигура…
– Ну, иди же ко мне, – мысленно позвал я эту удивительную женщину.
Тоня, кажется, уже давно понимала меня без слов. Она ступила на широкую мою – нашу кровать и сделала по направлению ко мне несколько шагов своими стройными ногами. Расставила их надо мной. Шире ширины плеч. Опустилась, присела так, чтобы напряжённым своим естеством, его концом, я коснулся сиреневого треугольника, скрывающего её тайну. Я коснулся… Но, вместо прикосновения к шёлку, хлопку, тонкому синтетическому обману, услышал… горячую женскую плоть…
Тоня опустилась чуть ниже. И головка свободно ушла в сиренево-голубую ткань…
Безумная и бесстыдная была ночь.
На Марсе жизнь есть.
И там…
Там даже можно увидеть, как цветут яблони…
Мы уснули под утро. Устали. Хотя, как мужчина, я был готов продолжать любовные нападения на это восхитительное, страстное, жаждущее меня, тело.
Макака лирохвостый – это, я вам скажу – круто.
А когда проснулись… Как было хорошо, когда мы проснулись!
Солнце в спальне. Смятая постель. Приятное нытьё в опустошённых тестикулах…
– Саша, ты уже проснулся?
Тоня смотрела на меня, приподнявшись на локте. Грудь обнажилась – не могу оторвать глаз – как она красива!
– Саша… Саша, знаешь, что?…
– Что? – я всё никак не могу отвести глаз от её груди.
– Саша… Я хочу от тебя ребёнка… Я хочу от тебя, Саша, много детей…
Ну, вот. Уж это-то сейчас зачем. После всего того, что мы друг о друге знаем, говорит мне вдруг такие вещи?
– Тоня, – отвечаю, ты, конечно, умная женщина, но ты хоть понимаешь, о чём говоришь? Ты знаешь, от кого мне пришили… можно, я скажу прямо? – яйца?
Ты что, хочешь, чтобы у нас появился маленький, хвостатенький, и чтобы его потом показывали в кунсткамере? И как мы его назовём? Макак Александрович?…
– Да, нет, – устало улыбнулась мне Тоня. У нас будет обыкновенный ребёнок. И назовём мы его обыкновенным человеческим именем. Самым хорошим на свете.
Ты знаешь, тогда, когда тебе делали первую операцию, я попросила хирурга поместить твои яички в специальный банк для сохранности. И они лежали там, в жидком гелии до тех пор, пока не настал подходящий случай для твоего восстановления…
– Хорошо, что я их тогда не съел, – подумал я, глядя на свою фантастическую женщину глазами, которые наполнились слёзами счастья и умиления…