Я сел в кресло, уже привычным движением запустил терминал и уставился в монитор. Приснившаяся картинка не выходила у меня из головы. Как меня назвал этот парень? Торбьерн. А прозвище? Если я был викингом, у меня должно было быть какое-нибудь грозное прозвище, не так ли? Валькирии не унесут в Валгаллу просто Торбьерна.
— Уроборос укусил себя за хвост, — пробормотал я. — Тут-то и выяснилось, что у него ядовитые зубы.
Это все фигня. Риттер вон вообще по-русски начал разговаривать.
Для кленнонца доктор Кинан был высок и худощав. На практике это означало, что его макушка едва не доставала мне до подбородка, а в обхвате он был всего в полтора раза шире меня. А не в два, как в случае с кленнонцем, обладающим стандартными для этой расы габаритами.
Энсин Бигс сказал, что будет ждать меня у входа в медицинский отсек. Я уже вполне мог передвигаться по их кораблю самостоятельно, даже в зонах с нормальной для кленнонца силой тяжести, но Реннер настаивал, что у меня должен быть провожатый. Наверное, опасался, что я забреду куда-нибудь не туда и сверну себе шею, поставив крест на порученной ему дипломатической миссии.
— Присаживайтесь, — сказал доктор Кинан. — Как я понимаю, вы хотите поговорить о каком-то конкретном пациенте?
— О капитане Штирнер, — сказал я. — Это девушка, которую доставили на корабль с последней партией размороженных…
— Да, адмирал Реннер просил обратить на эту пациентку особое внимание. — Я отметил для себя, что доктор назвал Реннера адмиралом, не герцогом. — Случай средней тяжести.
— Средней?
— Моторика и мозговая активность на нормальном уровне, — сказал доктор. — Пациентка может ходить, оперировать предметами, не утратила социальных навыков и помнит, кто она такая. Из памяти выпали только последние годы жизни. Это случай средней тяжести. Бывает значительно хуже, знаете ли. Пациенты ходят под себя, не умеют говорить, не понимают, где находятся…
— Сколько именно она потеряла?
— Судя по нашей беседе, она считает, что ей пятнадцать лет, и она собирается поступать в летную школу, — сказал доктор. — Так что я бы предположил, что выпало около двенадцати лет. Она запаниковала, обнаружив себя в нашем обществе, но мне удалось ее успокоить и объяснить ситуацию. В пятнадцать лет она уже знала о криоамнезии.
— Память еще может к ней вернуться?
— Такая возможность существует всегда, — сказал доктор. — Но я бы на это не надеялся. Сканирование показало, что ее организм уже подвергался криозаморозке меньше чем за год до ее повторного помещения в стазис. Риск в таких случаях возрастает в разы.
Визерс, сукин ты сын. Похоже, что это все из-за тебя.
— Но все же, какова вероятность, что память вернется? В процентном отношении?
— Девяносто процентов за то, что не вернется, — сказал доктор Кинан. — Но послушайте, это ведь не смертельно. Я знал людей, которым приходилось заново учиться говорить, снова идти в школу, практически проживать жизнь наново… Здесь же потребуется всего-навсего восстановить навыки и…
— Она была пилотом, — сказал я. — Такие навыки за месяц не восстанавливаются.
— ВКС Альянса все равно больше нет, — сказал доктор.
— Вы ей так и сказали?
— Пока нет. Мы рассказали ей, что ее корабль был поврежден, а мы прилетели на сигнал аварийного маячка.
— И она поверила?
— Думаю, что поверила. Но рано или поздно ей придется рассказать правду.
— Я могу ее видеть?
— Как давно вы ее знаете?
— Не с шестнадцати лет.
— Тогда она вас не узнает.
— Я не идиот, доктор. Я прекрасно понимаю, что она меня не узнает.
— Тогда я рекомендовал бы вам отложить встречу, — сказал доктор. — Она пытается примириться со своим новым положением на корабле потенциального противника, и появление человека одной с ней расы может вызвать нежелательный эмоциональный всплеск.
— А если бы существовала вероятность, что она меня вспомнит, этого всплеска бы не произошло? — осведомился я.
— Это зависело бы от того, в каких вы были отношениях. Положительные эмоции ей бы не повредили, но я боюсь, что в нашем случае эмоции будут негативными, а это затруднит процесс дальнейшей реабилитации.
— Понято, принято, — сказал я.
— Скажите, кто проводил прошлую реабилитацию? Я вижу следы кленнонских технологий, что достаточно странно, учитывая род ее занятий.
— Это было в клинике на Веннту, — сказал я.
— Капитан ВКС Альянса в гражданской кленнонской клинике?
— СБА, тайные операции… Вы уверены, что вам так уж нужны подробности?
— Не нужны, — согласился он. — Просто этот вопрос возбуждал мое профессиональное любопытство. Теперь оно удовлетворено.
— Тогда в качестве ответной любезности удовлетворите мое любопытство, — попросил я. — Вы обследовали полковника Риттера?
— Да. Я нахожу его состояние удовлетворительным.
— Он плохо выглядит, чувствует себя еще хуже и жалуется на провалы в памяти.
— Так бывает. Криозаморозка — это сложная процедура, последствия которой могут быть самыми разными. Полковник Риттер не говорил мне, что у него провалы в памяти.
— Наверное, он об этом забыл.