Утром вокруг посольства собралась толпа.
Люди заполонили площадку перед входом, полностью перекрыли соседние улицы. Их было много, и все они хотели видеть меня. Наверное, так чувствуют себя рок-звезды или жертвы суда Линча.
Однако, судя по настроениям собравшихся, суд Линча мне сегодня не грозил. Политика Керима была не слишком популярной, и первыми к посольству подтянулись те, кто был с ней не согласен, а за ними пришли просто любопытствующие.
Посол Брэдшоу попросил меня обратиться к ним с речью. Я вышел на балкончик, помахал ребятам рукой и произнес укороченную версию той чуши, что вчера наговаривал на камеру. Толпа пришла в неописуемый восторг — я сразу же заподозрил, что она наполовину состоит из нанятых кленнонцами клакеров, — и стала требовать продолжения банкета.
— Хорошего понемножку, — мрачно сказал Реннер и посоветовал повторить шоу через пару часов.
Все вроде бы шло по плану, но Реннеру происходящее не нравилось. Видимо, он никак не мог выбросить из головы мысль, что он поможет мне сесть на трон, а я окажусь Фениксом и устрою им очередную серию своего феерического представления с большим количеством спецэффектов. Говорят, Феникс очень любит взрывы…
Вернувшись в свои апартаменты, я обнаружил развалившегося в моем кресле полковника Риттера.
— Как тебе нравится быть публичной персоной? — поинтересовался он.
— Никак не нравится, — сказал я.
— Привыкай.
Я вытащил из кармана позаимствованный у него вчера генератор помех и вдавил в корпус единственную кнопку.
— Ах, вот где эта штука, — сказал Риттер. — А я думал, я ее потерял или забыл.
— Кстати, об этом, — сказал я. — Джек, я хочу, чтобы у тебя случился провал памяти. Прямо сейчас.
— Не совсем понял смысл этой шутки.
— А я и не шучу.
— Я не знаю, на что ты пытаешься намекнуть, но я этого не контролирую, — сказал Риттер и осекся.
На мгновение его лицо стало стеклянным, а взгляд — бессмысленным, но секундой позже он уже ухмылялся и закладывал ногу за ногу.
— Ну, здравствуй, Алекс, — сказал он по-русски.
— Здравствуй, Феникс.
— Зови меня Холденом, — сказал он. — Феникс — это мой рабочий псевдоним, а я вроде как бы подал в отставку.
— С чего бы это?
— Я умираю, — сказал он. — Да и смысла теперь никакого уж нет.
— Кто ты такой? — спросил я.
— Судя по тому, что ты трезв, решителен, сам инициировал этот разговор и не выглядишь особенно удивленным, ты либо долго думал о сложившейся ситуации и ухитрился взглянуть на нее под другим углом, либо тебе стало известно что-то еще, — сказал Холден. — Я прав или не прав?
— Ты прав, — сказал я. — Имперцы отыскали какую-то докладную записку в памяти Визерса. Там говорится о твоей предполагаемой способности прыгать из тела в тело.
— Не такая уж она предполагаемая, — с оттенком самодовольства сказал Холден. — Что еще отыскали имперцы?
— Не знаю. Но Реннер поверил этой записке и теперь подозревает, что Фениксом может быть один из нас. В смысле из нас с тобой. Из двоих.
— Какая ирония, — привычно ухмыльнулся Холден.
— Где?
— Вся эта ситуация — одна сплошная ирония, если, конечно, не называть ее издевательством, — заявил Холден. — Визерс даже после своей смерти продолжает представлять для меня опасность, Риттер, который так хотел меня поймать, теперь вынужден делить со мной одно тело, тебя подозревают в том, что ты можешь оказаться Фениксом, но продолжают двигать к трону калифа. Разве ты не видишь в этом иронии?
— Просто мир сошел с ума.
— Нет. Он всегда был таким, просто ты этого не видел. Или не хотел замечать.
— Так ты не просто террорист? Ты регрессор?
— Это не совсем правильный термин, — сказал Холден. — Мы не регрессоры и не прогрессоры. Мы по большей части наблюдатели, которые иногда вынуждены вмешаться в эксперимент и подтолкнуть его в нужном направлении.
— Вы? Так ты не один такой?
— Разве ты не веришь теории Визерса, вакуум ему пухом, о существовании четвертой расы?
— Верю, — сказал я. — С каждым днем все больше и больше. Даже несмотря на твои недавние уверения, что это пустышка и обманный маневр Визерса.
— Тогда у меня был смысл лгать, — сказал Холден. — Теперь — нет.
— Что изменилось?
— Я же сказал, что умираю.
— Риттер оказался неподходящим носителем? Тогда что мешает тебе сменить его тело?
— Дело не в Риттере, дело во мне и в происходящих во вселенной процессах, — сказал Холден. — Да и тело я теперь сменить уже не могу, это только ускорит мой конец, что будет невыгодно в первую очередь тебе, потому как тогда ты не узнаешь правды.
— А ты на самом деле собираешься мне ее рассказать?
— Да. И абсолютно безвозмездно, кстати. Я задолжал тебе за Веннту.
— Мы проиграли.
— Но ты хотя бы попытался, — сказал он.
— Тогда начинай рассказывать, — заявил я. — Для начала мне хотелось бы знать, как это вообще работает. Как ты можешь менять одно тело на другое и как ты вообще можешь существовать, не обладая своим собственным телом. Или ты обладаешь?