Шанс дождливого безумия

Алексей зло скривил губы, однако сдержался, промолчал. С детства ему были свойственны неожиданные для окружающих, да и для себя, резкие вспышки ярости, возникавшей мгновенно. Поводом мог служить любой пустяк. Он бил приятелей в песочнице – те неумело играли в предложенную им игру. Однажды с силой запустил хрустальной вазочкой в приходившую на дом учительницу музыки, – ей не понравилось, как он приготовил урок... Сейчас боязнь скандала заставила обуздать себя. Ведь иначе они наверняка лягут спать в разных комнатах.

– Отскакиваешь, словно тебе чужой! – тихо произнес он.

Впрочем, с нее достаточно выражения его лица – хищный, недобрый прищур глаз, выдвинувшаяся вперед, без того массивная, нижняя челюсть, искаженная раздражением линия тонких губ. В глазах Веры мгновенно заблестели слезы.

Словно удовлетворившись результатом, Алексей вздохнул, сел на стоявший в прихожей стульчик. Снял туфли. Уставился в красный половичок.

Красный абажур в том окне... Ужинать он сейчас не может. Какой тут аппетит – в голове крутится одно и то же...

«– Чего? В чем дело-то? – на этот раз испуганно произнесла молодая женщина, в упор посмотрела на Алексея. Сучьи глаза раскрылись шире прежнего.

Корреспондент нервно скомкал в кармане носовой платок. В сущности, Татьяна Загодеева – самое интересное, что обнаружил на чаеразвесочной фабрике. Больше такую мог встретить лишь на мрачной, неуютной фабрике. Не в редакции, не в гостях у знакомых или в театре,

а именно здесь: невысокая (приземистая рабочая лошадка), с полной грудью, бедра – не широкие (почему-то это особенно возбуждало), но женственные. Вульгарна, наверняка матерится, как грузчик, лет через десять превратится в сварливую сволочь из очереди...»

– Ах, черт, давай ужинать! – произнес Алексей и рез

ко поднялся со стульчика.

Верочка смахнула ладонью слезы, деловито поспешила на кухню. Понимала: примерная жена обязана вовремя накормить мужа. Ужин – не разные шалости, которые вполне можно отложить...

«Теперь – до вечера или до завтра...» – подумал Алексей, направляясь в ванную комнату.

Там он долго и тщательно мыл руки. Затем ополоснул лицо горячей, пощипывавшей кожу водой. Взглянул на себя в зеркало, увидел покрасневшие глаза, кроваво-карминные после умывания губы. Порядок! С наслаждением, неспеша кутая лицо в полотенце, вытерся насухо. Похрустел пальцами, взял с полочки флакон туалетной воды «Данхил». Смочил ею виски, растер массирующими движениями. Еще лучше! Кожу начало жечь, но в голове сразу просветлело.

– Приток крови, дорогая Вера, – великая вещь! – не оборачиваясь произнес Алексей. – Судя по твоему появлению, ужин для нашего величества готов.

– Разумеется, ваше величество, – ответила она, глядя на отражение мужа в зеркале. – Даже яду в тарелку успели подсыпать. В нашем дворце все делается на мировом уровне...

***

– Послушай, отчего ты такой озабоченный? – спросила Алексея Вера, едва он положил руку на ее открывшееся в полах халата колено, больно сжал его.

Они успели поужинать и теперь сидели в гостиной возле низенького столика. Вера прихлебывала сладкий чай и листала томик Льва Толстого. Алексей пил из глиняной чашечки крепкий кофе и мрачно смотрел телевизор. По рассеянному взгляду становилось понятно – фильм его мало интересует.

Он убрал руку. Поставив чашечку на стол, поднялся с кресла. Приблизился к окну, резким движением распахнул плотные шторы.

– Ой, зачем? – не понравилось ей. – На улице мерзко!

Алексей наклонился к стеклу: в лицо повеяло холодом, дуло в щели между рамами. Отчетливо слышалось: капли ударяются о прозрачную преграду... Отчего озабоченный? Кто знает?.. Родной дедушка в семьдесят лет скончался от сердечного приступа в постели тридцатипятилетней любовницы, – слишком любила деда, чтобы беречь. По той же причине не старалась скрыть обстоятельства смерти...

Дождь лил и лил, наступавшая ночь и следующий день обещали безраздельно принадлежать пасмурной, с низкими рваными тучами, осенней погоде. С четырнадцатого этажа видно: город переменился. Улицы пустынны, даже на углу, возле молодежного кафе – никого, только «Жигуленок» с побитым багажником сиротливо мок под неоновой вывеской.

– Не озабоченный! – наконец ответил жене Алексей.– Супернормальный! Настолько нормален, что вам, ненормальным, кажусь отклонением от привычного.

Чертова погода! За окном так мрачно и уныло, – мысли в голову лезли сплошь невеселые. И хотелось вообще не думать, жить одними инстинктами. Похожими на электронный навигатор авиалайнера, – кругом бушует непогода, не видно ни зги, а воздушный корабль выбирает курс, не теряя высоту, не сбиваясь с проложенной искусственным мозгом линии... Алексей задернул шторы, отошел от окна. Зябко потер ладонью о ладонь.

– Говорят, для мужчины жена – одновременно кухарка, служанка и любовница... – Вера сделала паузу. Вгляделась в лицо мужа, пытаясь обнаружить в нем перемены.