Шанс. Книга 4

– Все сходится на Андропове, – я кивнул. – Он наиболее амбициозный среди всех. В его руках комитет государственной безопасности. Знает больше всех, про всех и компетентен во всех областях. Имеет влияние на Генерального Секретаря, а также возможность создавать и запускать сплетни, в том числе в зарубежных средствах массовой информации. Много еще могу про него рассказать. Историки в будущем его первого обвиняли в развале Советского Союза. А началось все с Хрущева, когда тот сделал неподсудными партийных руководителей, запретив разрабатывать нашим следственным органам лиц из особой номенклатуры и членов их семей, начиная с первых секретарей республик, краев и областей.

– Слушаю тебя, Сергей и не могу принять… И понять…. Откуда? Зачем ты…? – заговорил Кирилл Трофимович, не отрывая от меня взгляда. – О каком развале ты говоришь? И тебя слушал Романов? И верил?

Шестидесятилетний мужик недоверчиво помотал головой, не веряще скептически всматриваясь в меня.

– Вот и он поначалу не верил, – вспомнил я с грустью, вздохнув.

– Когда ты с ним встретился в первый раз? – поинтересовался он.

– В июле 78 года, – спокойно ответил я. – Тогда я передал ему письмо через его родственников, жену и дочь. Там сообщил о Ленинградском насильнике Григорьеве, которого не могли задержать несколько лет, и о предстоящей загадочной смерти Кулакова. Григорий Васильевич убедился, что я не выдумываю и после смерти Кулакова послал ко мне на родину своего старого знакомого, чтобы узнать о так называемом «пророке». Потом вызвал меня в Ленинград и уговорил остаться для того, чтобы я был под рукой.

Неожиданно я вспомнил про белорусского душителя. Маньяк орудовал в республике долгие годы, а задержан был, осужден и расстрелян лишь в середине восьмидесятых годов. Наверняка Мазурову будет не безразличны сведения о маньяке?

– У вас, Кирилл Трофимович в Белоруссии сейчас тоже орудует маньяк, душащий женщин. Около сорока женщин убьет к середине восьмидесятых. К сожалению, не помню его фамилию. Михайлович, Михайлов, Михале…, Миха..., – копаюсь вслух в памяти. – Нет, не помню, – признаю. – Знаю, что из-за него будут осуждены более десяти невинных, а одного даже расстреляют. Один заслуженный следователь особенно будет стараться расколоть подозреваемых. Тоже не помню его фамилии. Старый, бывший фронтовик. Его потом отправят на пенсию, а стоило бы судить.

– Что-то у тебя память какая-то отрывистая, – скептически и со злостью усмехнулся Мазуров. – Надо срочно принимать меры по задержанию этого преступника, но как его искать, если ты ничего не можешь сообщить? Возможно, после этого я тебе тоже поверю, как Романов.

– А вы все помните до деталей, что читали в газетах или смотрели по телевизору? – взорвался я.

– Практически да, – уверенно заявил собеседник. – Память у меня отменная. Все знают.

– Значит у меня не такая феноменальная память, номера, фамилии и имена не задерживаются в памяти, – согласился я, сникнув.

Вероятно, собеседник действительно может обладать выдающимися способностями, если достиг такого поста.

– У него «Запорожец» красного цвета, есть семья и его привлекали в качестве дружинника к розыску. Он в Витебске или в области живет, так как писал письма от имени «Витебских патриотов», желая направить следствие по ложному следу. По почерку его и найдут, – выплеснул на собеседника новую порцию воспоминаний.

– Этой осенью должен погибнуть в автокатастрофе Машеров, – воскликнул я, вспомнив дополнительно. – Будет множество версий, что ДТП было подстроено сотрудниками КГБ, но ничего не докажут и осудят водителя, как виновника происшествия.

– Точной даты аварии не помнишь? – тоже встрепенулся собеседник.

Вероятно, мой мозг активизировался в случае опасности, ведь я заметил, что собеседник мне не верит или не хочет верить.

– Нет, к сожалению, – я отрицательно мотнул головой. – Вроде, в начале октября. Ходили слухи, что его планировали перевести в Москву для назначения на более высокий пост и ввести в состав Политбюро, ведь сейчас он только кандидат, а не всем это назначение было по душе. Его смерть так же хорошо укладывается в версию, что кто-то избавляется от вероятных или потенциальных противников.

Мы оба замолчали, думая о своем.

– Нечего здесь сидеть, комары заели, – поднялся Мазуров на ноги и поежился.

Я тоже замучился отбиваться, отмахиваясь от кровососов и выпрямился.

– Пойдем в помещение, поужинаем, наконец, – предложил Кирилл Трофимович.

– Не надо бы там вслух говорить, – напомнил я. – Не всем это нужно слышать. – Я ведь о вас думал, когда выбирал того, с кем поделиться своими знаниями, – признался тихо, чтобы не услышал охранник.

– Почему же не обратился? – поинтересовался он.

– Не знал, где вас искать и как подойти. В Ленинграде у меня много знакомых есть и родственница живет. Через них много узнать можно было о Романове. В Москве такого нет и охране можно примелькаться. В Ленинграде проще. – пояснил я, направляясь к зданию.

– Как же нам беседовать, если ты боишься разговаривать в помещении? – иронично поинтересовался влиятельный Член Политбюро.