Шанс милосердия

Она испугалась собственных мыслей, как будто их мог подслушать стоящий рядом шурта или, что ещё хуже, пристроившийся за спиной переодетый в штатское сотрудник Службы Общественного Спокойствия. Почему-то их легко было выделить из толпы по одному только вечно сосредоточенному выражению лица. Может быть, им также легко читать по лицам граждан, не завелось ли в их головах какой-нибудь крамолы? Нет, надо успокоиться, загнать страх туда, где его никто не найдёт – на самое дно души, в пятки. Что за жизнь? Чтобы в голову не лезло ничего лишнего, пожалуй, можно ещё раз перечитать машинописный текст с её выдающейся речью. Верхом издевательства было заставлять её это писать. Дали бы готовый текст, и мучений стало бы вдвое меньше. Нет – втрое. Вчетверо. Впятеро! Может, совесть не так бы мучила. Лучше быть слепым орудием тирании, чем соучастником её преступлений. Да! Неплохо сказано. Может с этого и начать? Кому надо – тот поймёт. Нет. Нет! Страшно! Героизм – не её стихия…

– …все мы! В едином строю – и те, кто в тылу куёт победу, и те, кто грудью идёт на врага. Слава Империи! Слава Его Величеству, да продлят боги его благословенную жизнь на многие тысячи лет!

Теперь могучий сводный хор местной консерватории, городского военного гарнизона и полиции при поддержке всех собравшихся исполнит боевой имперский марш «Разящий меч и прочный щит». А кто не поддержит, тот рискует провести ночь в кутузке…

Стальной клинок – разящий меч
Ударит по врагу.
Должны мы Родину беречь
И в ливень, и в пургу!
Вперёд-вперёд полки идут,
Трепещет злобный враг.
Не преградят наш славный путь
Ни горы, ни овраг!

Слова застревали в горле, но надо было выдавливать из себя всю эту абракадабру. Бел-пахати, возвышаясь над толпой, ритмично раскачивался из стороны в сторону, держа руки перед собой, как будто пытался дирижировать.

Пусть в наших жилах кровь кипит,
Душа горит огнём.
Не сокрушить наш прочный щит —
Мы с ним или на нём!
Мы не страшимся бранных сеч,
Готов врага добить
Стальной клинок – разящий меч
И наш могучий щит.

Ей теперь больше всего хотелось, чтобы пение наконец-то закончилось. Не пугало даже то, что ей сразу после того как стихнет последний аккорд предстоит выйти на сцену и, прежде чем начать речь, посмотреть в глаза толпе.

– А сейчас приветственное слово нашим славным резервистам скажет доцент кафедры археологии Института древней истории Кетта, магистр исторических и общественных наук Флора Озирис!

Раздались дружные ритмичные хлопки, те, кто стоял перед помостом в передних рядах, расступились, как по команде, образуя коридор, ведущий прямо к наспех сколоченным деревянным ступеням. Она неторопливо и степенно, как инструктировали, двинулась вперёд, пряча в нагрудный карман жилета бумагу с текстом своей речи. Промелькнул испуг, что за скомканный документ, столь ценный и важный, по головке не погладят. Но эту мысль она решительно отогнала, и с каждым мгновением её воля крепла, осанка становилась прямей, а каждый следующий шаг – твёрже и уверенней.

Ахикар, бывший студент, а ныне подполковник Ночной Стражи, лично подал ей руку, помог подняться на подиум и шагнул в сторону, оставляя её наедине с чего-то ждущей толпой и громоздким микрофоном. Стихли аплодисменты, и над площадью повисла тишина, нарушаемая лишь посвистыванием и хлопаньем крыльев чёрных дроздов, гнездящихся под козырьками крыш окрестных зданий.