— Слушай я тут навел справки как ты и просила, ну про ту фотографию… эмм… на ней нет твоей матери.
=29=
Забудьте о комфорте, кого я обманываю? Мне нравится быть здесь. Они мне нравятся. Я хочу проводить больше времени с ними обоими.
Но, как я и говорила себе, я должна помнить, что все это не долговременное явление. Как? Это несправедливо. И это никогда не сработает.
— Больше не нужно искать ее, Виктор. Я устала, как только я узнаю что нибудь новое, вот вот узнаю, и все насмарку. Я больше не могу.
Почему я оказалась в такой ситуации? Чем больше я сижу здесь, прокручивая это в голове, тем больше расстраиваюсь. Слезы щиплют мне глаза, и я притворяюсь, что смеюсь, чтобы вытереть их незаметно.
— Ты не должна опускать руки, мы знали что будет не легко — говорит Виктор.
— Постоянно ждать и надеяться? — спрашиваю я и встаю, чтобы уйти. — Больше не хочу, и не буду.
— Виктория?
— Да?
— На тебя пришла ориентировка, тебя ищут.
Я поворачиваюсь к нему и спрашиваю:
— Кто?
— Твой дядя.
— Правда? Значит, я должна сделать все возможное, чтобы меня не нашли. — с трудом выговариваю я. Виктор подходит ближе ко мне.
Заправив рыжие волосы за моё ухо, он тихо сказал:
— Может вам стоит поговорить?
— Я нечего от него не узнаю. Он всегда мне врал, я не хочу его видеть, и не хочу чтобы он знал где я.
Между нами был целая пропасть — та пропасть, которую мы с Виктором еще не пересекли. В одночасье я хотела сразу двух вещей, чтобы он прикоснулся ко мне, и не хотела, чтобы он меня касался. Я хотела, чтобы он прошептал в мое ухо, что все получится, но и в тот же момент, я ничего не хотела от него.
Жизнь слишком короткая, чтобы позволять прошлому влиять на будущее. Особенно на то будущее, которое у нас может быть.
Я прильнула к нему, когда он обнял меня за плечи, притягивая ближе. Его губы прижались к моему лбу, и он нежно меня поцеловал.
— Я не буду настаивать, мы с тобой. Твои друзья, будут тебя оберегать.
Несмотря на то, что на нас смотрел Макс, я поцеловала его в щеку.
— Прости, что не смогла справиться с этим лучше.
Виктор страдальчески простонал.
— Ты справляешься с этим лучше, чем я бы смог.
Виктор целует меня в ухо и говорит:
— Иди отдохни, мне нужно поговорить с Максом.
Я никогда не чувствовала себя более правильно, словно я наконец-то на своем месте, там, где и должна быть.
В торговом центре Макс начал предлагать мне одно платье за другим. Я отвергала их, даже не примеряя. Все они были более-менее классическими. Различались лишь длина, цвет и материал, а так — корсет, обнаженные плечи, пышная или узкая юбка. Я же хотела что-то необычное. Не знаю, что конкретно мне хотелось найти, но было понятно — как только я найду это платье, то сразу пойму — это оно.
Оно нашлось в третьем по счету бутике. Сначала меня привлек его цвет — холодный синий, и, когда я вытащила вешалку, то поняла, что вот оно, то самое платье.
Не слушая Макса, который предлагала мне очередное платье для Барби, я скрылась в примерочной.
— Ну как? — поинтересовалась я, демонстрируя платье и себя в нем.
Он долго молчал, рассматривал меня то с одной стороны, то с другой.
— Эм… я даже не знаю. Ты уверена что хочешь в нем пойти? Это же твоя первая выставка.
— Знаешь почему я позвала тебя со мной пройтись? — он отрицательно покачал головой — Потому что я хочу чтобы Виктор в платье меня не увидел. Он не одобрил бы платье, которое выбрала я. Я не такая как ваши знакомые, которые готовы одеться как проститутки, оно мне подходит, и Красивое. Прошу тебя не спорь.
— Отлично, и да ты права, это платье он не одобрит.
— Ну и прекрасно, — бодро отозвалась я. — Значит, это как раз то, что надо. Я его беру.
Мне удалось не купить туфли на высоченной шпильке, на которых настаивал Макс, поскольку я прекрасно понимала, что буду ходить на них, как олень на льду. Вместо этого я подобрала классические синие лодочки на невысоком, примерно пятисантиметровом каблучке. Это меня вполне устраивало. С одной стороны, каблук есть, на балетки туфли не смахивали, а с другой стороны, мне в них удобно.
Мы приезжаем в назначенный день и час. Виктор сообщил что приедит чуть позже. Я сделал эй подарок, хоть что нибудь от меня. Я не хочу быть концом ее жизни. Не хочу ее обижать. Но рано или поздно это случается со всеми.
Ей, кажется, неудобно, и, честно говоря, мне и самому становится неловко, я все еще пытаюсь осмыслить то, что она, и в самом деле, здесь.
Если бы мне пришлось гадать, я бы сказал, что она интроверт. Кто-то, кто не привык находиться среди других людей, и уж тем более среди совершенно незнакомых ей. Она, кажется, очень похожа на меня.
Одиночка, мыслитель, художник со своей собственной жизнью.
И кажется, будто она боится, что я изменю ее холст, если вмешаюсь в ее жизнь.
Следующие пятнадцать минут мы развешиваем номера под картинами.