Шанс на счастье

Искать себе и ему оправданий не стану. Я давно не та робкая девушка, что боялась уйти от мужа и дрожала от одного присутствия парня, что тревожил душу. Я повзрослела, воспитываю дочь. Вчера, как правильно заметил Руслан, мы сделали то, чего оба хотели. Сожалею ли я? Нет. Хочу ли повторения? Тоже нет. Больше всего я думаю о том, что хочу с ним поговорить. Откровенно. Рассказать о том дне, когда мы разошлись, о том, почему я так поступила и спросить его … как он жил все это время.

Слова Оли не дают мне покоя. Поверить не могу, что Руслану было настолько плохо, что он…

— У меня что, маленький, что ты так смотришь?

Глава 25

Руслан

Женщины всегда смотрели на меня по-разному: кто-то с восхищением; другие с осознанием, что я никогда на них не обращу внимания; кто-то соблазнительно, чувствуя, что я ведусь. Никто и никогда не смотрел на меня так, как она. Аня даже не пытается скрыть своей жалости, закусывает губу, сглатывает. Ей не хватает жалобного скулежа и постанывания, а мне понимая, что, мать вашу, происходит.

Вчера она уходила от меня явно удовлетворенная и получившая то, чего хотела. Да, не совсем в адекватном состоянии, но успокоительные на всех действуют по-разному. На практике была модель, которая жутко волновалась, но стоило ей дать седативного, как она превращалась в овощ. Другие раскрепощались, а она сидела и смотрела в одну точку.

Я понял, что с Аней что-то не так только тогда, когда она непонимающе на меня посмотрела. В момент нашей близости я ловил ее возбужденный взгляд и желание, отчетливо таящееся в глазах. Знал бы, что она закинулась успокоительным, не притронулся бы к ней. Не из-за благородности, а потому что я четко давал себе отчет в том, что происходит и что я делаю. И думал, что она так же.

Странно, но я ни о чем не жалею. И все еще хочу ее.

Даже когда она так смотрит.

Особенно, когда она так смотрит.

Хочется подхватить ее на руки и, как вчера, прижать к стене, показать, что я не нуждаюсь в жалости.

— У меня что, маленький, что ты так смотришь?

Я пытаюсь отвлечься шуткой, чтобы не думать о ней, о ее теле, о холодных руках, которые она пытается согреть, растирая друг о друга, и которые охренительно бы смотрелись на моих плечах.

Я все еще хочу ее.

Меня не отпустило.

И ее, судя по резко вспыхнувшим щекам, тоже.

Она отворачивается и делает вид, что следит за дочкой, а я наблюдаю теперь уже за ней, прекрасно зная, что смущаю ее. Да и плевать! Она меня жалеет, а я ее смущаю. И злюсь. На себя. За то, что не могу устоять, что влезла мне под кожу шесть лет назад и не покидает. Что не смог ни с кем нормально, кроме нее. Не было девушек таких, чтобы хотелось остаться рядом, чтобы пустить их в дом, чтобы было желание видеть каждый день.

А ее хочу.

Видеть, трогать, обнимать, касаться губами, заниматься любовью.

Отвлечься помогает телефон. Я отхожу на несколько шагов, чтобы позвонить той, которая меня успокаивает. Оля отвечает почти сразу, будто ждет моего звонка. Сейчас без видеосвязи, просто звонок.

— Ну, привет пропажа, — смеется в трубку. — Тебя инопланетяне похищали?

— Привет, — улыбаюсь, чувствуя, как возбуждение проходит.

Оля меня не привлекает, поэтому с ней у меня получилось создать дружбу. Она меня не достает, всегда отвечает, когда это нужно и… просто поддерживает, если мне плохо.

— Ну так что там? Сложная работа? За пару дней не смог мне набрать.

— Извини,  —произношу искренне, — я с дочкой время провожу. Ну и работа.

— Ой ладно, — шипит в трубку. — Знаю я твою работу! Небось, снова девок клеил.

— Не без этого.

Я снова вспоминаю ее губы и руки, ее податливое тело и…

— Как у тебя дела?

Мне срочно нужно отвлечься на болтовню Оли, пока я не схватил Аню и не потащил ее в ближайший отель… К тому же, вряд ли она согласится.

— Я соскучилась, — тянет Оля. — Здесь одиноко, и я почти весь день дома сижу, — бурчит недовольно. — Когда ты вернешься?

— Нескоро. Работы тут много. Хорошо, если за месяц закончим.

— А можно я приеду?

— А как же учеба?

Она не раз сопровождала меня на работе, была рядом, в чем-то помогала и просто смотрела мир. Другой возможности у нее точно не будет, но сейчас я почему-то не хочу ее видеть. Оля моя совесть и разум. Когда я поступаю необдуманно, она всегда говорит мне об этом. Я все равно делаю по-своему, но перед этим грызу себя сомнениями. Если она приедет сейчас между нами с Аней больше ничего не будет. Не потому, что я ее послушаю, а потому что мой мозг говорит мне не прикасаться к матери моей дочери, не подходить к ней ближе и не трогать, потому что я все еще ее не простил. И вряд ли смогу. Оля станет напоминать, а я… не хочу думать.

Я, черт возьми, хочу жить и ошибаться.

Второй раз на те же грабли, как сказала бы Оля, но я готов к тому, что на каждом моем шагу к Ане меня будет ожидать удар деревянной рукояткой. Отрезвляющий, но не настолько, чтобы от нее отказаться.

— Я же на удаленке, — шутит Оля. — Могу учиться и в Лондоне.

Она ждет, что я соглашусь, но я молчу, пока не зная, как ей отказать.

— Оль, сейчас не лучшее время.

— Это из-за нее, да?

Мы оба знаем, о ком она говорит.

— Да, из-за нее.