Шанс на счастье

По-другому и быть не может, потому что малышка девочка послушная. Когда она просыпается, я первым делом кормлю ее заказанным в номер ужином. Потом мы читаем книги, играем в мозаику и собираем конструктор. Перед сном я читаю ей сказку и иду ждать Аню в гостиной, включаю телевизор, а когда просыпаюсь вижу перед собой ее. Она жмется ко мне, обнимает и требует разговора. Хочет рассказать мне обо всем, а я почему-то даже слушать не хочу. Какая разница, что тогда произошло? Я уверен, что отец соврал, знаю, что она говорит правду и мне совсем неважно знать обо всем дословно.

Но это нужно ей. Она должна рассказать обо всем, чтобы позволить нам идти дальше. Она не говорит об этом, но я вижу это в ее глазах. Читаю во взгляде и чувствую эту потребность.

— Я не находила себе места, когда тебя арестовали. Понятия не имела, что происходит и что будет дальше. Думала, что это нелепая ошибка, что твой отец скоро освободит тебя и все будет в порядке, — она сглатывает, упирается лбом мне в плечо и переводит дыхание.

— Я не хочу это слышать.

Это чистая правда. Я до последнего не общался с отцом, а когда он умер, выдохнул. Так о родителях не говорят, конечно, и я должен бы вспомнить что-то позитивное, но почему-то не получается. Сколько себя помню, мы постоянно ссорились. Я его ненавидел, он считал меня наркоманом и думал, что ничего путнего из меня не выйдет. Я ненавидел его вначале из-за матери, а потом из-за нее. Теперь хочу, чтобы он был жив. Искренне. Хочу отомстить, сделать хоть что-то. Не быть таким равнодушным и хотя бы начистить ему морду.

— Я слабо помню, что происходило в те дни. Знаю, что я ходила в отделение, но так ничего и не добилась. Твой отец приехал потом, рассказал, что тебе выдвинули обвинения, что будет суд и что у моего бывшего, якобы, хорошие адвокаты. Я ведь тогда понятия не имела, что у Ивана просто не может быть адвокатов, — она всхлипывает. — Да и откуда они у него? В карманах ни гроша, да и мозгами он работать никогда не умел. Об этом я думала потом, как и о том, что вряд ли тебе бы светил серьезный срок.

— Я вообще ничего не понимал, — признаюсь ей. — Знал, что нанес серьезные повреждения и за такое могут дать не только штраф, но и чего серьезнее. Я надеялся на отца.

А вот это совершенно искренне. Я и правда сидел в той сырой камере и думал, что папа меня вытащит. Он наверняка уже на полпути к отделу и вот-вот всё решит. Когда провел там одну ночь, вторую, засомневался, а когда пытались выбить ответы на вопросы — дошло, что все плохо. Я тогда еще не знал, насколько.

— Я к тебе шла в полной уверенности, что все будет хорошо. Что раз твой отец устроил нам свидание, он обязательно сможет тебя вытащить, нужно только подождать,  — Аня встает, садится на диване и вздыхает.

Вижу, что ей трудно продолжать. Аня тяжело дышит и шумно вздыхает, нервничает, вспоминая то, через что прошла.

— Я только потом поняла, что у него был план. Я должна была увидеть синяки на твоем теле, чтобы проняться сочувствием и сделать “правильный” выбор. Я поняла это уже потом. Когда он сказал, что я должна тебя бросить, что ты все равно меня забудешь, и я должна тебя отпустить ради будущего. Что такая, как я тебе не нужна.

Я ожидал чего-то подобного и даже хуже. Отец всегда был жестоким и шел по головам. Он и состояние сколотил на том, что делал несчастными остальных: меня, мою мать и брата. Кирилл зажил только после его смерти. Его к себе мать забрала, хотя конечно не должна была, потому что ей он, по сути, никто. Но ему идти некуда после смерти отца было, его мамаша о нем благополучно забыла, а моя, конечно же, не могла оставить парня.

— Он не имел права решать, — произношу, потому что хочу, чтобы она это знала. Отец любил вершить чужие судьбы, лезть туда, куда бы не стоило, но упорно делал то, что считал нужным.

— Я знаю, что не имел, — она кивает. — Но ты представь, каково мне было, когда ты там, весь избитый, в крови и ранах, и я могу тебя спасти. Нужно лишь… сказать, подтвердить, что всё было у нас… с ним, — она сглатывает. — Я отказалась вначале, а потом поняла, что не могу так. Не могу оставить тебя там. Ты ведь спас меня тогда, защитил от мужа и… я видела, что тебе там нелегко.

Я пытаюсь стойко держаться и молчать, а ведь хочется столько всего сказать. Мысли кружатся в голове одна за другой, сменяют друг друга, но я упорно молчу. Да и что говорить? Пытаться изменить то, что случилось еще шесть лет назад? Как я вообще мог поверить? И упорно не видеть, что все ложь долгих шесть лет.

Наверное, мы должны были разойтись, чтобы повзрослеть и понять свои ошибки. Аня сожалеет, а я чувствую себя придурком. Идиотом попросту, который поверил отцу. Я ведь знал, какой он и понимал, что она никогда… усомнился. Он ведь столько слов мне наговорил, попадал в цель. И мужа ее приплел, который тоже наверняка страдает, потому что его бросила жена.