Шанс на счастье

Правда, был момент, который до сих пор неприятно режет по живому — страх отразившийся в глубине её небесного цвета глаз. Та паника возникшая в ответ на моё предложение ей самой решить в каких именно отношениях мы будем. Видеть такую реакцию в глазах любимой женщины то ещё удовольствие, но спишем все её эмоции на растерянность.

Глянув на навигатор, отметил, что до ближайшей заправки не меньше пары километров.

— Подождёшь несколько минут?

Получив согласный кивок, немного прибавляю скорость.

Мне не нравится, что Марина такая молчаливая и задумчивая. Я прекрасно понимаю почему так, но это сложно выдерживать, особенно когда знаешь какой заводной щебетушкой она может быть. Ладно, буду разбавлять молчание своими историями.

— Приехали! — объявляю как только глушу мотор, припарковавшись на стоянке для автомобилей за заправочной станцией.

Марина выныривает из размышлений и пока она застегивает куртку и надевает вязанную шапку, я юрко выскакиваю из машины и огибаю её, чтобы открыть своей принцессе дверь.

— Ты грустная такая… Плохо себя чувствуешь? — всё же не выдерживаю я, глядя как девушка прячет от меня взгляд.

Напряжение витающее в воздухе вполне себе ощутимо физически и от этого совершенно, блин, некомфортно! Было бы легче, если бы она поделилась тем, что так её беспокоит. Но, Марину не проймёшь — она упорно молчит.

— Всё хорошо. — девушка растягивает губы в улыбке, но получается совершенно неправдоподобно. — Покажешь куда идти?

— Д-да… Пойдём. — пропускаю её вперёд, а сам гоняю мысли о том, каким образом попытаюсь разговорить эту молчунью.

Много времени Марине не понадобилось, я успел только оплатить свой наикрепчайший кофе и её горячий шоколад, как почувствовал её присутствие рядом и не ошибся.

— Купишь мне этот блокнот и ручку? — протягивает мне розовое пушистое «нечто» и ручку с каким-то помпоном. — Я деньги в машине забыла…

— Конечно! Посчитайте. — протягиваю кассиру, та бьёт чек.

— Спасибо! — чуть ли не визжит от радости моя красотка.

Как мало ей для счастья нужно! Я же рад уже от того, что настроение у малышки поднялось, сейчас ещё горячим шоколадом закрепим её шаткое душевное состояние и можно будет поговорить.

— А писать ты там что будешь? — спрашиваю кивая на блокнот, когда мы подходим к машине.

— Это секрет! — ухмыляется лиса и прижимает подарок к груди.

Счастливая такая! Глазюки блестят, улыбка до ушей, аж сердце защемило от одного её вида — красивая аж жуть! Люблю видеть Марину именно такой — радостной и беззаботной.

А не такой, какой она была с ним…

Глава 10

Марина

Было бы сейчас светло, я бы первым делом разместилась на заднем сидении, скинула бы кроссовки, подогнула бы ноги под себя и начала строчить собственные мемуары в обалденно красивом блокноте.

А пока остаётся только прижимать свой трофей к груди и следить за тем, как точка нашего местоположения в навигаторе неуклонно движется к месту назначения.

— Долго ещё? — спрашиваю, когда время переваливает за полночь.

— Пару часов до Липецка и около часа до посёлка. — Никита окинул меня сочувствующим взглядом и спросил: — Устала? Как себя чувствуешь? Не тошнит больше?

— Не тошнит… — глухо откликаюсь я.

— Тогда поспи немного, я разбужу когда будем на месте.

Знаю, что он и правда беспокоится, что нет какого-то скрытого смысла в словах, но у меня мурашки по спине табуном побежали, когда Бахчев спросил про тошноту. Чувство такое, что поймали на горячем. У меня аж щёки жаром запылали.

Так же стыдно мне было только один единственный раз — в школе. Как сейчас помню: первый класс, меня ужасно бесила одна девочка, в чём была причина не знаю, может сказала она мне что-то не то или вела себя по отношению ко мне как-то заносчиво как умеют дети, пытаясь занять своё место в коллективе. В общем причину не помню, да и не важна она, а вот то, что сделала я, в памяти отпечаталось как очень гадкий поступок, за который и сейчас стыдно.

Триггернуло… Тогда я тоже до последнего скрывала правду о том, что это я разрисовала дневник той девочки. Было жутко страшно признаваться, ведь все прекрасно знали крутой нрав нашей учительницы — та бы по головке точно не погладила. А мой папа? Если бы он узнал! Никакая Елизавета Петровна с ним и рядом не стояла по части наказаний — фантазии у отца хоть отбавляй. Поэтому я молчала.

Спустя некоторое время случилось так, что обвинили другого ребёнка, отругали, наказали, а я всё так же молча следила за тем, как из-за моего проступка страдает невиновный. В свою защиту могу сказать, что хотела всё рассказать учителю и даже репетировала речь, но все попытки заканчивались одинаково — я пасовала.

Нет ничего хуже, чем не иметь силы воли побороть собственный страх — это настолько саморазрушительно, что я дала себе слово больше никогда и ничего подобного не допускать.

И вот теперь снова трушу!

Но понятно, когда боится ребёнок, который и не обязан собственно уметь бороться со страхом, ведь смелость не всем «отсыпают» одинаково, некоторым приходится учиться пробивать дорогу через собственные страхи.