Дверь приоткрывается, показывая девушку. На ней больше не то платье. Она заменила его на пижамные штаны и майку тем же цветом, что платье.
– Я думала, ты ушёл…
– Так было бы правильно, но я идиот.
Она открывает дверь и впускает меня внутрь, возвращаясь в расстеленную постель. Я не решаюсь присоединяться к ней, оставаясь на месте. Наблюдаю за Эммой, которая залезла под одеяло и теперь смотрит на меня.
– Ты хочешь проверить меня на прочность?
– Могла бы, – соглашается она. – Чего ты хочешь?
– Хорошо, что ты не читаешь мои мысли.
Стягиваю футболку и слышу её усталый выдох, на который задаю немой вопрос.
– Ты можешь делать это менее… сексуально? – спрашивает она.
– Что?
– Снимать футболку.
– Я просто снял футболку, а не разорвал её.
– Это было слишком.
– Господи, серьёзно? – смеюсь я. – Я всегда так её снимаю, не через ноги же.
Эмма слабо улыбается, а я метаюсь снимать джинсы или нет. В конечном счёте, ложусь в них, чтобы оставить ещё одну преграду между нами. Соблазн слишком велик, а моё терпение вдруг стало размером с ушко иглы.
Убираю волосы с её лица и переворачиваюсь набок, находясь с ней на одном уровне.
– Ужасно тесная и неудобная кровать, – с улыбкой, говорю я.
– Потому что ты лёг на краю, – улыбается Эмма. – Ещё немного, и ты провалишься к соседям.
– Ещё немного и я…
– И ты?
– Сделаю то, о чём мы оба пожалеем.
Эмма переводит взгляд на мои губы, а после прогуливается ими по груди. Её взгляд останавливается, а палец касается моей кожи. Она обводит татуировку на левой стороне и вновь поднимает глаза.
– Что это значит?
– У треугольника много значений.
– Например?
– Прошлое, настоящее и будущее; разум тело и дух; мысли, чувства и эмоции.
– А для тебя?
– Теперь он ассоциируется с другим.
– С чем?
– Тебе лучше не знать.
Закусив губу, Эмма согласно кивает и закрывает глаза. Я же думаю, что теперь этот треугольник означает задницу, в которую я попал. Этой мой треугольник, где есть я, она и Картер. Возможно, есть кто-то ещё, но самый худший тот, где есть мы. Картер не даст мне спокойно жить. Особенно сейчас. Он взбешён и это вполне понятно. Я до последнего думал, что Эмма лишь причина зацепить меня. Я ошибся. Она нравится ему так же, как мне. Я не понимаю, как такое могло получиться; как нам может понравиться одна девушка, но ещё более ужасней то, что я не знаю, чего от него ожидать. Это явно не принятие и не спокойствие. Теперь он достанет меня везде.
Открыв глаза, я окидываю взглядом комнату и понимаю, что это было самой глупой идеей из всех тех, что посещали мою голову. Я не выпил столько, чтобы забыть, но прекрасно понимаю где нахожусь и у кого. Эммы уже нет в кровати, а на экране телефона, который достаю из кармана светится пять утра. Будильник в мою задницу, вероятно, вшили с рождения. Я не залазил к ней под одеяло, но сейчас нахожусь именно под ним. Сомневаюсь, что притянул его самостоятельно, и из-за одной мысли, что о такой мелочи позаботилась Эмма лучше не становится.
Покидаю кровать и натягиваю футболку. Не в моём характере смываться вот так, тем более от неё, но я не вижу другого выхода. Я не могу ждать, потому что ещё необходимо добраться до арены с катком. День будет тяжёлым.
Ароматы кофейных зёрен бьют по лицу, когда открываю дверь и застываю в пороге. Кружка в руках Эммы тоже застывает у её рта. Она пробегает по мне взглядом, я делаю это в ответ. Ничего не поменялось, на ней та же пижама, разве что на лице отсутствует косметика, а волосы влажные.
– Я сварила кофе, – говорит она. – Не знаю, будешь ты или нет… я всё равно оставила.
– Спасибо, – вздыхаю я, пробегаясь пальцами по волосам.
Эмма смотрит на дверь, из которой вышла вчера в полотенце, после чего переводит взгляд на меня.
– Ванная там.
– Спасибо, – да, вероятно, лучшее подобранное слово для сегодняшнего утра.
Холодная вода бодрит, хотя, вряд ли я могу уснуть сейчас. По крайней мере, не в этой квартире и не в компании Эммы, как бы ни хотелось. Я удержался один, два, но третий может обернуться по масштабности с катастрофу. Я не могу ручаться за себя. Больше не могу. Рэн смотрел в воду, когда встречал меня фразой:
Он даже не представляет, как был близок. Конечно, о любви говорить рано, но и об отсутствии чувств тоже.
Когда выхожу из ванной, кружка с кофе ждёт меня, а рядом с ней тарелка, на которой яичница. Как долго я отсутствовал? Почему она просто не выставит меня за дверь? Почему готовит для меня завтрак в пять проклятых утра? Почему подтягивает одеяло, когда уходит? Что я сделал так или не так?
– Я конфискую это, – раздаётся голос Алестера, как только открывается дверь соседней спальни.
Он проходит мимо меня и занимает стул, тут же набрасываясь на еду. Мне это кажется вполне заслуженным, чего не сказать по хмурому лицу Эммы. И видя её недовольство, Алестер делает заявление:
– Я попросил присмотреть и довезти домой, а не ехать с ней домой и ложиться в кровать.
– Это уже не твоё дело, – ворчит Эмма, но её брови поднимаются, когда я следом за ней говорю:
– Ты прав.