Шанс на жизнь. Как современная медицина спасает еще не рожденных и новорожденных

Вскоре явился доктор Адзик, высокий выходец со Среднего Запада, он лукаво щурился, в волосах уже блестела седина, а зубы отливали белизной. Его кабинет украшали фотографии с бейсбола, а на письменном столе лежал подарок одного из пациентов: выгравированная на дереве надпись с цитатой Калвина Кулиджа: «Ничто на свете не заменит настойчивости». Доктор Адзик вставал в 5:00 каждое утро, к 6:30 уже был на работе, работал допоздна и любил держать себя в форме.

Хирургом он решил стать еще в 11 лет, когда его матери поставили диагноз рак груди. После серьезной мастэктомии и лучевой терапии его мама выжила, а он остался так благодарен хирургу, который ее оперировал, что решил стать похожим на него (48).

Я попросила доктора Адзика описать себя.

– Я доктор Настойчивость, – ответил он.

– И это еще мягко сказано, – как-то, сидя рядом со мной, рассмеялась Эшли, менеджер по связям с общественностью в больнице. – Когда я познакомилась с доктором Адзиком, его собственная внучка только родилась. В утробе она плохо развивалась, а он, не получая достаточно информации из больницы, где ее обследовали, перевел семью к себе в отделение, где смог обеспечить ей должный уход и невероятное появление на свет. Можешь себе представить, каково это – быть его внучкой? – улыбнулась Эшли.

На мою просьбу рассказать о каких-нибудь случаях, которые встречались ему на заре его работы врачом, доктор Адзик быстро и скромно пробормотал:

– Если вы приехали сюда в надежде выведать драматические истории, то я ничем не могу помочь.

– Понимаю, – ответила я. – и я не за сенсацией приехала.

Я попыталась объяснить ему, что книгу я пишу всерьез, однако он ничего не ответил. Я понимала, почему Скотта Адзика могло беспокоить мое присутствие здесь как журналистки. И неважно, что он так тепло меня принял, разрешив понаблюдать за собой в операционной, куда редко пускали посторонних.

Адзик был настоящим героем для многих людей: своего персонала и пациентов. Они смотрели на него, как на короля, хотя в самом начале карьеры люди часто называли его сумасшедшим.

Чем больше мы с доктором говорили о медицинских фактах, тем больше он расслаблялся. Он пожелал мне удачи с моей книгой, и я заметила легкое заикание. Он больше не казался мне таким пугающим. К концу нашей встречи глаза доктора Адзика горели интересом. Он рассказал мне, как много для него значит возможность наблюдать за взрослением детей, которых он оперировал. Мы поговорили о Мейв и ее случае с ККТ.

– Этот ребенок – нечто невероятное, – Адзик больше не бормотал, его голос звучал все увереннее. – Смотришь на нее и не можешь не восхищаться. Дело ведь не в том, что сделала наша команда или я… Что-то из происходящего невозможно объяснить. Такие дети, как Мейв, – продолжил он, – может, они счастливчики, может, – невероятно стойкие. Я верю в чудеса.

Подумав немного, уверенно добавил:

– Никакого волшебного алгоритма нет. Не думаю, что дело в счастливом случае. Дело в подготовке. Отчасти – в хорошем стечении обстоятельств. В несгибаемости. В настойчивости. Дело в том, что нельзя сдаваться. Я столько раз сталкивался с неудачами, но не перестал пытаться.

Глава 3. Выстрел наугад

«Невозможно было серьезно воспринимать плод, пока он находился в коконе матки. Но со временем зоркий глаз ультразвука проник в мутные воды и сбросил завесу тайны с темного внутреннего святилища, пролив свет научных изысканий на некогда запретный плод».

Майкл Харрисон, «отец» фетальной хирургии, 2001(1)

В отделении фетальной медицины не на что толком смотреть. По крайней мере, так кажется на первый взгляд. Все, что вы увидите, – приемные и кабинеты УЗИ. Все события и вся драма разворачиваются за дверями этих кабинетов. Там сидят беременные женщины, в которых скрываются дети, не видимые никому, кроме врачей и их черно-белых сканирующих аппаратов, транслирующих нечеткое изображение. Каждый следующий толчок ребенка похож на предыдущий, но исследования показывают, что за каждым скрывается своя история. На доплеровском УЗИ измеряется сердцебиение, слышное будто через толстый слой воды и звучащее, как сигнал с другой планеты, из космоса: «уоу-уоу» – или со дна океана. Так близко и так далеко одновременно. Сердечный ритм создает рисунки на экране: дуги, волны, электрические вспышки красного и синего. Глядя на них, доктора либо остаются спокойными, либо бьют тревогу.