Шанс? Жизнь взаймы

Теперь к нему добавится жид с семьей. Был управляющим на конеферме, вел учет случек, всю племенную работу. Предложил ему ту же работу за те же деньги – и он, не раздумывая, согласился. Может, из благодарности, что я ему жизнь спас. Казаки взяли его с женой в оборот на предмет припрятанных ценностей и напрочь отказывались верить, что он все деньги ссудил своему брату, зарабатывающему торговлей на хлеб с маслом. Казацкой натуре, знающей, что деньги нужно пропить либо, если их много и все пропить не получается, сложить в бочку и зарыть в укромном месте, его объяснения казались смехотворными. Пока грелось железо на огне, они Лейбу пороли плетками. С его женой Ривкой обходились более гуманно, но, думаю, муж предпочел бы, чтобы ее так же пороли, как его.

Мне, как человеку, осененному благодатью святого Ильи, и то с трудом удалось убедить казаков, что жид не врет, освободить его и жену от допроса с пристрастием. Иван разрешил допрашивать только хозяев и управляющего, а поскольку Ривка была значительно моложе хозяйки, то и желающих принять участие в допросе было с избытком.

После того как я его спас и предложил работу, он согласился по безысходности. Попробуй откажись, если тебя только что плеткой отходили. Но по мере наших разговоров его глаза все больше разгорались от открывающихся перспектив. Селекционная работа с коровами, тонкорунными овцами, мулы, тягловые и скаковые лошади – все это отдавалось в его руки при моей финансовой поддержке. В пределах разумного. Полная свобода в выборе помощников, но с одним ограничением: иудеев не больше десятой части работников. Дополнительное условие – обучение грамоте своих подчиненных.

Мне казалось, он не верит в то, что я рассказывал о греблях, водяных колесах, пилораме и прочих сооружениях. В Луцке я купил пергамент и заставил его писать подорожную от имени его бывшего хозяина о том, что тот направил шестьдесят работников с семьями в имение Михаила Белостоцкого по взаимной договоренности. Сам расписался вместо хозяина и поставил под подписью печать специально сохраненным для этих целей кольцом-печаткой покойного. После этого уважения в глазах Лейбы значительно прибавилось. Видно, ему понравилось, с какой легкостью был сооружен фальшивый документ. Теперь если по дороге к ним кто-то пристанет с вопросами – на руках документ, что не просто так люди шляются, а едут на работу по договоренности между боярами.

Узнав о моих денежных трудностях по выкупу племенных лошадей в наше пользование, предложил свои посреднические услуги среди ростовщиков Луцка. Там у него и знакомые и родственники. Условия были совершенно чудовищными – не меньше десяти процентов в месяц, но, как говорится, не хочешь – не бери. Никто силой не навязывает.

На все мои задумки мне нужно было не меньше трех тысяч монет серебром, больше десяти килограммов. У меня было с собой жалких шестьсот монет – все, что осталось от моей казавшейся безразмерной казны. В этом походе мы заработали на брата монет по сто пятьдесят. Наших казаков, тех, у кого я мог попросить в долг, было человек тридцать. Если дадут по восемьдесят монет, то выкручусь и к ростовщикам идти не придется. Но Лейбу напрягу в поиске нужных мне спецов. Пусть прошуршит среди многочисленной родни – за помощь в этом деле в обиде не останутся. Скупка мозгов – самое выгодное вложение капиталов. Этого, как и многих других очевидных для меня истин, жители сего времени еще не осознали.

Неспешная скачка рысью на лошадях очень способствует мыслительному процессу. Мне подумалось, что через два месяца с небольшим кусочком где-то в невообразимой дали соберутся родные и друзья на годовщину моей смерти. Буду ли я праздновать годовщину своего второго рождения? Не знаю. Как летит время… течет, словно песок сквозь пальцы…

Чуть помедленнее кони, чуть помедленнее,
Умоляю вас вскачь не лететь![47]

– Ты чего, Богдан? Какое «лететь»? Еле скачем…

– Это я не про наших, Петро, про других коней песня эта…

– Не слыхал такой…

– Я ее только пробую сочинить… пока не дюже выходит…