Шансон как необходимый компонент истории Франции

Поиски шли с трудом. Молодежь в основном увлекалась The Who и новыми дисками Элвиса Костелло или Тома Уэйтса; и ни у кого, совсем ни у кого в коллекции не было французов. Так что совета спросить было не у кого. Взрослые отмахивались, явно не понимая, что мне нужно. Радио молчало на всех языках: и по-английски, и по-фламандски. Случайно я наткнулся на Жака Бреля. От Кабреля он отличался лишь двумя буквами, и я решил, что этот, должно быть, неплох. Но тут начались трудности. Жака Бреля сперва надо было научиться понимать. Брель подобен хорошему вину: с годами букет его становится лишь богаче. Пока ты молодой остолоп, можно обратиться к кому-нибудь за помощью, которую едва ли найдешь, но я упорно продолжал поиски.

К счастью, несмотря на трудности, я добыл текст «Вальса на тысячу четвертей» (La valse `a mille temps). Каждый вечер я пытался спеть его по памяти, или, лучше сказать, par coeur[3], но даже с текстом в руках у меня ничего не получалось. Быстрая, четкая дикция Бреля приводила меня в замешательство. Позже я узнал, что он придумал эту манеру исполнения во время опасного спуска на лыжах в какое-то французское ущелье. Не слишком часто так живо ощущаешь, как реальная ситуация проступает сквозь конкретный результат. Каждая строфа безупречно вписывается в новый поворот, от каждого рефрена – мурашки по коже. Благодаря песне La valse `a mille temps мне открылась суровая реальность творчества Бреля. Бог мой! Брель стал для меня солью, без которой нельзя обойтись, его поэзия, по-моему, идеальна, а ритм музыки разрывает сердце.

Так я парил на крыльях юности от одного открытия к другому. Жан-Жак Гольдман, Жорж Брассенс, Стефан Эйхер, Шарль Трене, Доминик A, Борис Виан…

Семью годами позже я сам стал учителем. И при всякой возможности давал своим ученикам послушать французский шансон.

«Если бы не было тебя» (Si tu n’existais pas) Джо Дассена я использовал во время урока грамматики. Чтобы показать своим ученикам, что французские песни выдерживают испытание временем.

Когда мы слушали вместе эту песню, я не смог сдержаться и стал потихоньку подпевать, пританцовывая. Так возникла идея втянуть учеников в более активное участие. Не на этом ли строятся все планы обучения? Ритмическая грамматика и расширение набора слов, мурлыкая под нос песенку, заполняешь клеточки тестов по проверке словарного запаса, с песенкой встречаешь пасхальные праздники. Список длинный. Из песенки «Контролер на станции Сирень» (Le poinconneur des Lilas) Сержа Генсбура они узнают все о контролерах на общественном транспорте, о билетах туда и обратно, а заодно – об игре слов и неудачных шутках, и на всю жизнь влюбляются в гениального enfant terrible французского шансона. И, конечно, мы слушали Франсиса Кабреля, а вы как думали?

Я ясно давал им понять, что французская песня принадлежит не одной Франции. Шансон и шансонье появляются откуда угодно. Жак Брель и Арно явились из Бельгии, Далида, Жорж Мустаки и Клод Франсуа – из Египта, Шарль Азнавур – сын армянских эмигрантов, а Серж Генсбур – вообще еврей из России; у Ива Монтана и Сержа Реджани в жилах течет итальянская кровь; Сильви Вартан – болгарка по крови, а Стефан Эйхер – швейцарец.

Мне хотелось, чтобы мои ученики поняли, что на этой планете существует не только рок на английском языке, но и другая музыка.

Это не имеет отношения к политике, здесь нет никакого снобизма или педагогических предпочтений. Только мое убеждение: французский шансон – путеводная звезда, которая приведет нас в мир истинной красоты.

«Я не забыл ничего»

А мельница жизни крутится без остановки. Карьера учителя осталась позади, моя французская трилогия Eten! Lezen! Vrijen! (Есть! Читать! Любить!) – тысяча страниц текста – стоит передо мной на полке. А ведь я давно собирался написать книгу об истории Франции, да такую, чтобы она читалась, словно захватывающий роман, связанный с общим европейским прошлым. Но как быть с шансоном? Эта корь так и не прошла и должна быть запечатлена на бумаге. Так в один прекрасный день обе идеи сошлись в одной (моей) голове.

У французского шансона две ипостаси. С одной стороны, он занят историями из жизни маленького человека. Жильбер Беко, спрашивающий себя после любовного разочарования: Et maintenant, que vais-je faire[4], Кристоф, мечтающий о медсестре, красавице Алине, жаждет назвать ее имя всему миру. Жак Брель поет трогательную песню у могилы своего друга. Эдит Пиаф, поющая о пьянящей любви («Жизни в розовом свете» – La vie en rose). Франсуаза Арди, воспевшая тоску «Всех мальчиков и девочек моих лет» (Tous les garcons et les filles de mon ^age), жаждущих любви.