Шансы есть…

1 декабря 1969 года – в вечер первой для страны призывной лотереи[7] – Линкольн убедил комендантшу разрешить халдеям начать ужин на полчаса раньше, чтобы все могли столпиться вокруг крохотного черно-белого телевизора в подсобке, где они ели. С учетом того, что на весах лежали их судьбы, настроение было до странности приподнятым, особенно вначале. Из всех восьми халдеев у Мики дата рождения выпала первой – девятая из 366 вариантов, отчего все остальные хором разразились “О, Канада”[8], что могло бы получиться у них лучше, знай они остальные слова песни, а не только эти два. Из трех друзей дата Линкольна выпала следующей – 189; уже неплохо, но все ж не вполне безопасно и планов не построишь.

Пока лотерея длилась – безжалостная барабанная дробь дней рождения: 1 апреля, 23 сентября, 21 сентября, – настроение в комнатке мрачнело. Чуть раньше, пока они подавали ужин девушкам, все были в одной лодке, а теперь их дни рождения превратили каждого в отдельную личность с особенной судьбой, и один за другим они отплывали прочь, назад к своим комнатам в общежитии и съемным квартирам, где станут звонить родителям и подружкам и рассуждать о том, что жизнь у них только что поменялась, у кого-то – к лучшему, у кого-то – к худшему, оценки их, показатели СОТ и популярность внезапно перестают иметь значение. Когда наконец выкликнули день рождения Тедди, они с Линкольном и Мики в подсобке остались одни. Страстно возражая против войны, Тедди в тот день уже говорил друзьям, что скорее отправится в Канаду или сядет в тюрьму, чем пойдет в армию, поэтому для него лотерея не имеет никакого смысла. Но это, конечно, было не совсем правдой. Ему не хотелось в Канаду, и он не был уверен, что, когда дело дойдет до дела, ему достанет необходимой отваги убеждений в знак протеста действительно сесть в тюрьму. Отвлекшись на эти мысли, когда осталось лишь двадцать с чем-то необъявленных дней рождения, он искренне поверил, что его дату уже проехали, а он попросту пропустил – возможно, когда у телевизора поправляли кроличьи уши антенны. Но вот дата и прозвучала – 322-я из 366. В полную безопасность он не вписался. Протянув руку, чтобы выключить телевизор, Тедди осознал, что она дрожит.

Среди “тет” был десяток с лишним девушек, кого они считали друзьями, но когда троица наконец вынырнула в морозную тьму, у служебного выхода из сестринского клуба ждала лишь Джейси Кэллоуэй, в которую все трое были влюблены. Как только Мики сказал ей – с этой широченной дурацкой ухмылкой, не сходившей у него с лица, – что он, похоже, едет в Юго-Восточную Азию, она соскользнула с капота машины, на котором сидела, зарылась лицом ему в грудь, покрепче обняла его и произнесла в рубашку:

– Вот козлы-то.

Линкольн и Тедди, которым повезло в тот вечер больше – пусть и не с умом, не с богатством, – когда именно удачи хотелось отчаянно, тем не менее пылко заревновали, увидев девушку своих общих мечтаний в объятиях Мики, и что им с той неудобной правды, что она уже помолвлена совершенно с другим молодым человеком. Как будто удача Мики в тот краткий миг отчего-то значила больше той короткой соломинки, какую он вытянул часом ранее. Тогда, стоило прозвучать дате его рождения, и Линкольн, и Тедди откликнулись с одинаковым тошным чувством: два года назад заправилы бросили на Мики один взгляд и назначили на самую дерьмовую халдейскую работу в доме “Тета”, а когда он прибудет к месту службы, его снова оценят на глазок и отправят прямиком на передовую – мимо такой мишени никакой снайпер не промахнется.

Но вот в эту самую минуту, когда Джейси устроилась в его объятиях, удача Мики не умещалась у них в головах. Вот это и зовется юностью.

Родом Линкольн происходил из Аризоны, где его отец был миноритарным совладельцем мелкого медного рудника, практически истощившегося. Мать родилась в Уэллзли – единственное чадо некогда зажиточной семьи, хотя неведомо как от фамильного состояния мало что сохранилось к тому времени, как оба ее родителя погибли в автокатастрофе; она тогда уже заканчивала колледж Минерва. Другая дочь возмутилась бы, что от семейного богатства осталось всего ничего после того, как погасили все их долги, но Труди была столь опустошена скорбью, что все остальное вообще не отпечаталось. Тихая девушка, она держалась сама по себе и сходилась с людьми нелегко – и вдруг осталась на свете совсем одна, ни любви больше, ни надежды, а только ужас осознания, что трагедия может настичь и ее столь же внезапно, как и ее родителей. Как иначе объяснить ее решение выйти замуж за Вольфганга Амадея (В. А.) Мозера – щуплого тирана, в чью пользу мало что говорило, кроме его абсолютной убежденности в том, что он прав во всем без исключения.