Шансы. Том 1

Перед глазами Бернарда появилась маленькая худенькая девочка, ничуть не похожая на эту сидевшую напротив молодую женщину. Волосы заплетены в косички, одета кое-как, на лице ни намека на косметику, но Бернард Даймс не смог бы в течение двадцати трех лет быть весьма процветающим продюсером, если бы оказался неспособным все-таки узнать красивую женщину, которую видел пусть даже многие годы назад.

— Так значит, — спросил он, — в течение всего этого времени ты так и довольствовалась ролью прислуги? И тебя это устраивает?

Кэрри изучала узоры ковра.

— Думаю, да, сэр.

— Что с тобой, Кэрри? У тебя нет никакого честолюбия?

Кэрри была поражена. С нею разговаривали, как с личностью.

— У меня есть честолюбие, сэр, — она едва заметно вздрогнула, — но не так-то просто найти другую работу. Он смотрел на нее какое-то время, а потом сказал:

— По-видимому, ты права. Но ведь ты очень красива. Тебе следовало бы больше интересоваться собственной жизнью.

Кэрри пожала плечами.

— Я знаю…

В задумчивости он не спускал с нее глаз; внезапно, поддавшись какому-то импульсу, поднялся из кресла, подошел к ней, протянул карточку.

— Придешь в театр Шуберта. Завтра, в десять утра. Может, найдется место в хоре. — Суровый взгляд. — Не хочешь же ты на всю жизнь остаться прислугой, а?

Она покачала головой.

— С Бекерами я улажу все сам. Не беспокойся, — Бернард позвонил в колокольчик, и швейцар вошел немедленно. — Роджер, проводите Кэрри вниз.

Она не помнила, как выходила из кабинета.

Бернард смотрел ей вслед. Происшедшее удивило его не меньше, чем ее. Ему захотелось увидеть девушку лишь для того, чтобы отделаться от торчащей в памяти занозы. Но позже, когда она уже сидела напротив него в кабинете, какое-то странное чувство охватило его. Кэрри излучала такую чувственность, что требовалось усилие воли, чтобы не поддаться ей. Почему бы не дать ей шанс в жизни?

Закурив сигарету, Бернард пустил в потолок несколько колец. Что-то внутри него не давало покоя… Где-то он уже видел ее, и не тогда, когда она здесь работала.

Он попытался заставить себя вспомнить, но ничего не вышло. Ладно, со временем всплывет само. Нужно только не спешить, и все встанет на свои места.

Режиссер ковырял в зубах картонной спичкой.

— Где ты нашел ее?

— Она работает в доме моих друзей, — уклончиво ответил Бернард.

— Выглядит она очень неплохо.

Они обменивались репликами, сидя в полумраке оркестровой ямы. Кэрри стояла на сцене, ослепленная светом прожекторов, взволнованная, мокрая от пота, одетая во взятое напрокат трико.

— Что ты хочешь, чтобы я сыграл, милочка? — обратился к ней с вопросом пианист.

— Не знаю, — выдавила она из себя.

— Хочешь сначала станцевать или будешь петь?

— Э-э… танцевать…

— Как насчет «Пенни сыплются с неба»?

— Как насчет чего-нибудь повеселее?

— Ну наконец-то ты заговорила по-человечески! Он энергично ударил по клавишам, и по залу поплыла ритмичная музыка, настоящий нью-орлеанский джаз, «Жестокая Ханна». Кэрри начала танец.

— Боже мой! — воскликнул режиссер. — Да это же настоящий стриптиз!

Бернард, сидевший рядом, выпрямился и застыл от удивления.

Это и в самом деле был стриптиз.

Раут у Клементины Дьюк.

Уэстчестер, 1928 год.

Он так и знал, что вспомнит — со временем.

ДЖИНО. 1937

Сидя за рулем своего черного «кадиллака», Джино нервничал. Синди на соседнем сиденье, подобрав под себя ноги, повернула к нему голову.

— Что с тобой? Ты выпил, что ли?

— Какого черта?

— Ты ведешь машину, как сумасшедший.

— Долбаный сенатор. Думает, что он большая шишка. Меня еще никто не заставлял плясать под свою дудку.

— А кто говорит, что ты пляшешь?

Бросив быстрый взгляд на жену, Джино подумал о том, стоит ли ей рассказать все. Нет. С чего это он будет откровенничать о том, как его унизили, о том, как сенатор обошелся с ним — как с каким-то дешевым наемным убийцей? Будучи в полной уверенности, что Джино ответит: конечно, с радостью, только скажите кого, где и когда. Какая насмешка!

— Ладно, ничего.

— Конечно, ничего. Поэтому-то мы и рвем оттуда когти, как двое преступников. Твоей бы девушке это наверняка не понравилось.

— Она не моя девушка. Я говорил тебе об этом сотни раз.

— Ну да. — Синди зевнула. — И прическу ей делает вовсе не Джин Харлоу.

Остаток пути они проделали в молчании. На себя Джино был зол не меньше, чем на всех остальных. Ведь он так и не сказал «нет». Выслушав Освальда, он пообещал:

— Я могу устроить так, чтобы это было сделано. На что сенатор ответил:

— Ты сам должен сделать это. Об этом никто не будет знать. Дерьмо. Он сидел перед ним, как мальчик, он позволил этому педику обращаться с собой, как с ничтожеством. В конце концов Джино — бизнесмен, а не громила, зарабатывающий на жизнь пистолетом. И все же он сидел там и слушал, как Освальд излагает детали. Шантаж, естественно. На почве его сексуальных привязанностей. Долгая история.

Собственно говоря, сенатор Дьюк не сказал, что если Джино откажется, то будет уничтожен, но и непроизнесенные, эти слова, казалось, висели в воздухе.