Шансы. Том 1

— Огромное спасибо! Но, знаете ли, сэр, спорить можно только вдвоем.

— Именно поэтому я и молчал.

— Я вам не нравлюсь?

— Послушайте, леди, ведь я вас даже не знаю, и не думаю, что захочу знать.

— Почему?

— Опять все сначала. Лаки зевнула.

— Но ты же знаешь меня.

— Что вы имеете в виду?

— Я-то тебя знаю.

— Каким образом?

Улыбнувшись в темноте, Лаки проговорила с тягучим гарлемским акцентом:

— Я чую, как пахнут твои яйца, самец. Вновь ей удалось смутить его. Вновь наступило молчание.

Лаки наморщила носик. В лифте действительно пахло потом. Их потом. Собственно, не пахло даже, а воняло.

— Простите, — мягко сказала она. — Я просто рехнулась. Сколько мы уже здесь сидим? Он не ответил.

Дарио боялся сделать выдох. Парень стоял где-то совсем рядом, рукой можно дотронуться. Пальцы, стискивавшие нож, стали мокрыми от пота.

Теперь его противник двигался медленно и настороженно, чувствуя, видимо, что жертва уже недалеко. Вопли прекратились, парень только вполголоса ласково призывал:

— Эй, выблядок… членосос… жополиз…

Кэрри вбежала прямо в широко расставленные руки полисмена, грубо схватившего ее.

— Куда торопишься, чернушка?

Кэрри давно уже забыла, когда ее в последний раз так называли. Увидев перед собой его широкое лицо, она отвела назад руку и со всего размаху отвесила полицейскому пощечину.

Тот удивился.

— Ну не сукин ли я сын?!

Вырвавшись, она бросилась прочь. Однако прожитые годы взяли свое, он нагнал ее без труда.

— Ты арестована, сука! — Он щелкнул наручниками. — Оскорбление полицейского при исполнении!

— Вы не поняли, — выдохнула Кэрри. Я — миссис Эллиот Беркли!

— Так что же? А я — Долли Партон. И это вовсе не значит, что я — дерьмо!

Пихая Кэрри в спину, он повел ее к стоявшему у тротуара полицейскому фургону и резким движением руки затолкал внутрь. Фургон был полон причитающих чернокожих, Кэрри не смогла даже присесть. Ее плечи и бедра вжимались в тела других задержанных.

— Какая несправедливость! — застонал рядом с ней очень высокий негр. — Я взял всего пару тапочек! Рядом хватали кроссовки по шестьдесят долларов, а я-то — только тапочки!

Молодая привлекательная пуэрториканка стояла, раскачиваясь, губы ее почти беззвучно повторяли:

— За что? За что?

То же самое хотела бы знать и Кэрри.

Ровно в половине третьего ночи в дверь номера Джино постучали. Проснулся Джино не сразу, не в состоянии понять, где он находится. Бросив взгляд на часы, он влез в свой шелковый халат, сунул в карман пистолет и подошел к двери.

— Кто?

В голове пронеслась мысль: «Какого дьявола я торчу в одиночестве здесь, во вшивой филадельфийской ночлежке?»

Да, вот он и в самом деле вернулся в Америку. А в Америке так, запросто, в свое удовольствие не потрахаешься. Нет, и особенно теперь, когда ты — Джино Сантанджело.

ДЖИНО. 1934

Клементина Дьюк оказалась права. Джино и вправду не пришлось жалеть о том решении, что он принял октябрьским вечером шесть лет назад у ворот дома мистера и миссис Дьюк. Тот момент стал поворотным в его жизни.

Джино лежал на постели в голубой спальне, предназначавшейся гостям дома в Уэстчестерс. Внезапно на него нахлынули воспоминания.

На полной скорости он пригнал машину к больнице, высадил девчонку на ступенях, нажал кнопку звонка и тут асе бросился к машине, исчезнув еще до того, как кто-либо успел задать ему хоть вопрос. Что там было с девчонкой потом — ее собственные проблемы. Неудачников на своем веку Джино повидал немало.

Клементина Дьюк была исполнена самой искренней признательности. В начале следующей недели она пригласила Джино в свой городской особняк, чтобы обсудить случившееся. К ужину, как она сказала. Но с приходом Джино мысль об ужине отошла на второй план.

Тот вечер запомнился Джино навсегда. В доме только они вдвоем — ни слуг, ни сенатора. Горящие свечи, курильницы, дымящиеся благовониями.

На Клементине халат из блестящего белого шелка. Проклятые соски упрямо лезут Джино в глаза. Крепко сжав его руку, Клементина низким голосом проговорила:

— Полагаю, ты знаешь, что мой муж — гомосексуалист.

— Кто?

— Гомосексуалист. То есть мужчина, которого нисколько не возбуждает то, что я закидываю ему ляжки за спину. Наоборот, он любит других мужчин. Ему нравятся их плоские мускулистые ягодицы. Желательно молодые. Желательно черные.

— Ты хочешь сказать, что он педик?

— У тебя отвратительный уличный язык.

— Фью! — Джино присвистнул сквозь стиснутые зубы. — Ты, должно быть, шутишь. Педики не женятся.

— Вот как? Скажи об этом моему мужу. Думаю, он захотел бы поспорить с тобой по этому вопросу.

— Для чего ты мне все это говоришь?

— А как ты сам считаешь? — Ее сузившиеся глаза стали похожи на кошачьи, она взяла его руку и положила себе на грудь.

Иного приглашения Джино не требовалось. В конце концов, под роскошными одеяниями Клементина представляла собой всего-навсего еще одну классическую потаскушку.

Ублажил Джино ее от души, там же, при свете свечей.

Грудь Клементины вздымалась, она шептала сквозь стоны его имя; наконец тело ее расслабилось в оргазме. Улыбнувшись, она удовлетворенно произнесла: