Шанталь

"Хм… девушка, конечно неотразима, но стоит ли простому придворному надеяться на брак с той, ровней которой могут быть лишь короли и принцы? Нужно охладить пыл восторженного идиота и объяснить ему, что лучше уж иметь синицу в руках, чем журавля в небе…"– поток мыслей графини мгновенно иссяк, стоило ей увидеть взгляд, которым эти двое обменялись. Багровый румянец разлившийся по нежным щечкам и сильнейшее смущение, яснее всяких слов дали понять, что эти двое были знакомы.

"Интересно… Наследница боравского престола и баснословного состояния д'Арси, разумеется гораздо более выгодная партия, чем эти безмозглые курицы, имеющие годовой доход лишь в несколько тысяч ливров», – она брезгливо повела плечами в сторону тех, кем ещё совсем недавно так восхищалась и считала наилучшей партией для своего непутевого сыночка. Нужно хорошенечко проследить за этими двумя, и, если появится надежда раздуть из их общения хоть маленькую искорку, она сделает всё, чтобы она превратилась в бушующее пламя, которое охватит юную наследницу настолько, что она согласиться стать супругой графа де Ламмер.

"Подумать только! Мой сын станет родней королю!"

Глава 35

Чувство эйфории, охватившее меня, не ослабевало ни на минуту. Моего восторга не портил даже совершенно невыносимый запах, исходящий от прославленного монарха. За время моего пребывания среди отбросов во «дворе чудес", мне ещё и не такое приходилось выносить. А всё дело в том, что по слухам, которыми, как известно, земля полнится, один из придворных лейб-медиков, убедил его Величество, что больные зубы– рассадник всевозможной инфекции, не подобающей королю. Проходимец, одному Богу известно каким способом, смог убедить монарха, что ему просто необходимо ради своего королевского статуса удалить все зубы, в том числе и здоровые. Людовик, готовый ради собственного престижа на всё, даже на смерть, согласился. В результате операции, которую, поговаривают король стоически выдержал ни разу не упав в обморок, горе-лекарь при удалении нижних зубов сломал королю челюсть, а при удалении верхних вырвал большую часть нёба. Через некоторое время нижняя челюсть срослась, вот только с нёбом, пришлось распрощаться навсегда, особенно, когда эскулап-живодёр, в целях дезинфекции обработал его Величеству дырку в нёбе четырнадцать раз раскалённым железным прутом, и всё выжег. С тех пор, невыносимый запах гниющей плоти мучал не только монарха, но и превращался в настоящую пытку для всякого, кто имел несчастье находиться возле него. Жаль, ведь ему ещё не было и сорока пяти лет.

Приняв приглашение на первый танец, открывающий бал, я постаралась взять себя в руки и оглядеться. Почти сразу же, мой взгляд схлестнулся с сапфировым блеском глаз какой-то величественной женщины, в которой, по подробным описаниям Розена, без труда узнала грозную герцогиню де Монтеспан.

В последние годы влияние всесильной фаворитки медленно, но верно шло на убыль. После громкого скандала, получившего название "Дело о ядах", в котором фигурировало имя герцогини, король, узнавший, что любовница осмеливалась опаивать его всевозможными любовными зельями, на время удалил её от своей царственной персоны, заменив более юной и прекрасной новой фавориткой. Внезапная смерть последней, породила немало толков о том, что к её гибели приложила руку мадам де Монтеспан. Прямых улик и доказательств найдено не было, и король, в очередной раз простил мать своих внебрачных детей.

Со временем мадам Монтеспан полнела, и её красота притуплялась, хотя острый язычок по-прежнему способен был ранить всякое сердце остроумными высказываниями, что так ценилось при дворе.

А король Людовик XIV с возрастом стал ощущать стремление к более размеренной и благочестивой жизни, к чему его также всячески поощряла Франсуаза д'Обинье, вдова поэта Поля Скаррона, получившая благодаря протекции своей заклятой подруги герцогини Монтеспан титул, превративший её в маркизу де Ментенон, со временем ставшая подругой короля. Воспитательница внебрачных детей Монтеспан и короля, призвав на помощь свою незапятнанную репутацию, избрала путь религиозности и нравственности, чтобы уберечь Людовика от его ошибок. Суровые увещевания мадам Ментенон ранили короля своей обоснованностью; однако привыкший за долгое время к получению удовольствий, он сначала позволял мадам Монтеспан увлечь себя, а затем сожалел о своей слабости в присутствии мадам Ментенон.

Её, кстати, я тоже узнала почти сразу же. Совершенно не красивая, со скорбно-печальным выражением уже не молодого лица, она выглядела чёрной вороной среди разряженных в пух и прах дворян, больше напоминающих сейчас павлинов, соревнующихся друг с другом в том, чей хвост лучше. Тем не менее цепкий взгляд больших карих глаз, не пропускал ни единого моего движения.