Шантаж

Кибрит показала. И, словно бы не удержавшись, примерила: на дне коробки лежал товарный чек. Шантажист клюнул на приманку. Чек был помечен вчерашним числом. Должностное преступление ради чешских лодочек — как по-бабски достоверно!

Он снова обратился к папке.

— А если пропадет?

Зиночка оперлась о стол, подрагивающей рукой оттянула ворот свитера:

— Решетка…

Дрожь в руках имитировать нельзя, они и впрямь тряслись, и ворот душил, потому что в папке заключалась главная опора конструкции.

— Ладно, — решился шантажист. — Беру как задаток. Но имейте в виду, этой папочкой вы племянника не прикроете. И если что… — он сунул папку под пиджак.

«Слава Богу! Сделка состоялась».

— Только, умоляю, чего-нибудь не потеряйте!

— Не имею обыкновения. Приятно было познакомиться. И дружеский совет на прощанье: не вздумайте сообщить обо мне коллегам.

— Что я, сама себе враг? Но… вы обещаете вернуть документы, как только…

— А зачем портить вам жизнь?

— Не мне одной. И себе, — выпустила коготки Зиночка. — Возбудят следствие. Чтобы сколько-то оправдаться, я расскажу все. Опишу вашу внешность, приметы: рост 180, вес 81–82, след от пулевого ранения на правой ноге.

Шантажист впился в нее вопросительным взглядом.

— Вы высоковато поддергиваете брючину, а я, знаете ли, не лишена наблю…

— Ясно, — оборвал он и спросил уже от двери: — Когда будет готова экспертиза?

— Через два-три дня. Раньше никак. Сама бы рада!

— Я позвоню.

Ушел. Зиночка обессиленно привалилась к стене в передней и так стояла, пока не услыхала на лестнице топот Рикки и Сережи.

13

Примерно через час с четвертью возле подъезда Кибрит выгрузились из такси двое пьяных. Один — что повыше ростом — еще чудом держался на ногах и кое-как доволок до лифта совсем раскисшего приятеля, способного лишь икать и нечленораздельно приговаривать:

— Спасибо тебе, Гриша!

Так они и ввалились к Зиночке — Знаменский и Томин, примчавшиеся на ее зов. Она смеялась, глядя на разыгрываемый балаган и смаргивала набегавшие слезы. Они здесь, они выручат, теперь все будет хорошо.

А ведь сначала было даже непонятно, как хоть с кем-то связаться. Если, как намекал шантажист, у него под рукой находилась целая банда, то к телефону Кибрит могли присоединить подслушивающее устройство, а за домом учинить наблюдение.

Значит, и позвонить и обратиться сейчас, скажем, в ближайшее отделение милиции — рискованно. А рисковать Зиночка не хотела, положение сложилось слишком серьезное. Да и, кроме того, надеялась все скрыть от племянника: мальчишка его характера и возраста способен был угробить любые охранные меры, воображая, что замечательно содействует «органам».

Посадив Сережку ужинать и слушая его захлебывающийся рассказ о вдруг раскрывшихся талантах Рикки, Зиночка сообразила, что она отличнейшим манером позвонит от соседки напротив: та уехала к дочери, собравшейся рожать, и оставила ключ с просьбой «пожалуйста, иногда напоить мои бегонии».

— Сережа, я к Серафиме Львовне! — вскочила Зиночка.

— Тебе что — неинтересно?!

— Безумно интересно, но цветы который день не политы. Я мигом!

Однако в передней она застыла с ключом в руке.

«Поросят я всех умней… А если вот тут прямо торчит соглядатай?»

Как проверить?.. Вот как — пусть проверит гениальный Рикки!

Она впустила собаку в комнату, где беседовала с шантажистом. Пес прилип носом к стулу, где тот сидел, и радостно замотал хвостом.

— Ищи, негодяй, ищи! — шепнула Зиночка. Рикки ринулся к выходной двери, оттуда, как по ниточке, к лифту и тут поник, разочарованный. Пленительного незнакомца поблизости не оказалось. А если бы ниже или выше на лестнице находился кто-то чужой, Рикки непременно залаял бы в ту сторону; никак не удавалось отучить его от этой дурной привычки.

Итак, путь к телефону свободен!

Зиночка не стала ничего рассказывать, только:

— Павел, скорей ко мне! Лучше с Шуриком! Но входите так, чтобы от вас категорически не пахло погонами!.. Оружие? Обязательно! Жду!

…До утра сидели они потом на кухне, Зиночка рассказывала, припоминая малейшие подробности и черточки. Чайник не сходил со стола. Томин съел все фрикадельки и заодно выскреб горелую морковку.

Было составлено два словесных портрета. Один дала Кибрит, и он обрисовывал шантажиста с предельной точностью, вплоть до походки («ему наверняка привычна ходьба по неровной земле, не по асфальту: шаг мягче, стопа осторожней»), до манеры говорить, тембра голоса и до цвета лица («другое солнце — он живет на севере»). Описание Чистодела страдало расплывчатостью и отражало впечатления Сережи, которые Зиночка осторожно у него выпытала.

Были вспомянуты и обсуждены прежние «приисковые» дела: попытка вывести некие закономерности в повадках врага.

Были перелопачены все сыскные возможности и технические средства, которые могли понадобиться в борьбе. А она грозила и опасностями и неожиданностями. Слишком многое оставалось неясным. Зиночка опасалась даже, нет ли у шантажиста своего человека на Петровке:

— Меня мучает, кто ему сообщил, что экспертизу поручили мне?! Что я принесла в лабораторию весы!

Но друзья уже думали об этом.