Шантаж

– Степочка, что ж ты делаешь-то?! – не в силах больше ничего возразить, ужаснулась, взмолилась Вера. – Зачем говоришь такое, о чем потом жалеть будешь?!

– Жалеть буду? У тебя, видно, совсем мозгов нет! Наоборот, слава Богу, что так обернулось!

Одно стремление им овладело – наказать ее за нанесенное ему оскорбление, за свою обиду! Как можно больнее уязвить ее самолюбие!

– И ты, дура деревенская, всерьез решила, что годишься мне в жены?! Ученый и колхозница – хороша была бы парочка! Но Бог миловал – пронесло! – самозабвенно бросал он ей в лицо оскорбительную ложь. – И, видя, что удар достиг цели – Вера близка к обмороку, – завершил расплату: – Прощай и забудь о том, что между нами было! Не вздумай писать – все равно читать не буду! Записку выбрось – теперь мы чужие! Вера только и смогла простонать сквозь слезы:

– Зачем ты так со мной, Степа?.. Какой ты жестокий оказался... Никогда я тебе не врала. – Сделала над собой последнее усилие, попыталась еще раз объяснить:

– Ну как мне было просто так-то расстаться с Ваней – женихом своим?! Мы же любили друг друга! Должны были проститься по-хорошему! Я же не каменная! – И, захлебнувшись слезами, тихо добавила: – Думала – любишь, поймешь... А теперь вижу – ошиблась. Зачем оскорблять? Решил бросить – так и скажи!

Степан не предполагал, что способен столь жестоко насиловать свою душу, беспардонно лгать, быть таким беспощадным – с ней... Но, пережив жестокое разочарование, считая себя глубоко оскорбленным, не желал тогда ни слушать ее, ни видеть. Не ответил – ни звука, ни слова, – гордо вскинул голову, резко повернулся и, широко шагая, исчез в темноте.

Вера не сомкнула глаз всю ночь.

– Ты что же не пошла на работу– то? Уж не заболела ли? – обеспокоилась Евдокия Митрофановна, заглянув к ней поутру. – Беда какая стряслась? – Она ласково смотрела в опухшее от слез лицо племянницы. – Не скрывай от тетки, облегчи душу!

– Ой, Дусечка, родненькая, пропала я! – с убитым видом призналась Вера. – Бросил меня Степа, приревновал к Ивану! Кончено все с ним!

– Ну так что же теперь – вешаться? На нем свет клином не сошелся! – утешала, как могла, тетя Дуся. – Предупреждала ведь – ничего у тебя с ним не получится. Как в воду глядела! Да не слушаете вы старших-то. – И жалеючи гладила Веру по голове. – Успокойся, касаточка моя! Все скоро пройдет, забудешь ты своего прынца!

– Нет, родная, не забуду! Вот это не даст! – Вера красноречиво положила руку на живот. – Чует мое сердце – память он о себе навсегда оставил.

– Да неужто?! – в ужасе всплеснула руками тетя Дуся. – Как же вы допустили-то? Такие грамотные!

– Вот допустили, – грустно, но спокойно сказала Вера. – Ведь решили вместе уехать, пожениться. Верила я ему, любила. Не боялась забеременеть.

– Ну что же теперь – помирать? – придя в себя от сногсшибательного известия, деловито изрекла Евдокия Митрофановна. – Нужно думать, как поправить дело. – Задумалась на мгновение, размышляя о чем-то своем, сокровенном. – А что, Ваня – сильно обиделся?

– Конечно! Не простит он меня никогда. Он такой самолюбивый! – раскаиваясь, как с ним обошлась, еще пуще опечалилась Вера. – Сама дура, все с ним испортила. Но ведь нечестно его обманывать!

– Что и говорить! – Тетя Дуся пожевала губами. Глаза у нее заблестели – в голову пришла дельная мысль. – Так, говоришь, Ваня самолюбив? Это хорошо.

– Чем же это для меня хорошо? – не поняла ее одобрения Вера.

– Самолюбив – значит, гордый, не захочет потерять свой авторитет, – как бы сама с собой рассуждала Евдокия Митрофановна. – Для него нож острый показать, что какой-то хлыщ взял над ним верх. Вот увидишь, касатка, – простит и забудет! – уверенно добавила она, победно взглянув на племянницу. – Он сам до смерти хочет, чтоб ты к нему вернулась. Да и любит тебя, знаю!

Вера недоверчиво ее слушала, как бы оценивая реальность сказанного, но глаза у нее высохли, и в них затеплилась робкая надежда. Видя это, тетя Дуся окончательно решила – вот и выход из положения.

– Ну, вот что, дитятко мое, нечего сопли распускать! – голосом, не допускающим возражений, скомандовала она Вере. – Время не ждет! Собирайся-ка и отправляйся в город, к Ване! Повинись ему по-хорошему. Авось все поправится, Бог милостив!

– Да что ты говоришь, родная? – с сомнением покачала головой Вера. – Ведь я люблю и уважаю Ваню. Как же мне его обманывать? Как в глаза смотреть?

– Очень даже просто! – уверенно отрезала тетя Дуся. – Все сможешь ради ребенка. Он ни в чем не повинный! А Иван будет хорошим отцом. – Подумала немного. – Открываться ему не надо – это всем хуже! А Ивану и в голову не стукнет. У вас с ним все могло произойти, тоже знаю. Иди, не теряй времени! С Богом!

Каким удивленным было лицо Ивана, когда поздно вечером дверь его комнаты в общежитии открылась и Вера с плачем бросилась ему на шею. Наверно, сразу все понял – не стал ни о чем расспрашивать, а обнял за плечи и ласково усадил на единственный стул, только и сказав: