Шантаж от Версаче

Александра судорожно оглядывала комнату, словно ища у нее помощи. Кровать, кресло. Шкаф. Залезть в него? Бред.

Книжные полки. Небольшой телевизор между ними, под ним видеомагнитофон. Проглядывал, стало быть, на сон грядущий фильмы… Возможно — кассеты с Александрой!.. Ее передернуло при этой мысли.

Но это все не то, это ей ничем не поможет! Что еще есть в комнате? На полу ковер, на ковре, возле шкафа, стоит раскрытая дорожная сумка со сложенными в нее рубашками — стало быть, действительно собирался уезжать в командировку, только почему-то не сегодня… У широкой кровати коврик на полу. На коврике гантели. Две гантели килограмма по три каждая…

В гостиной неожиданно резко прозвучал звонок телефона. Тимур разговаривал с кем-то неприветливо, сухо и категорично, что так не вязалось с его обычной мягкой, с задушевными интонациями речью.

— Нет, — говорил он, — не стоит труда. Повторяю, нет! Все уже решено. Надо было раньше думать. Есть вещи, которые я не прощаю. Предательство, к примеру…

«Предательство»! Александра почувствовала, как слабеют ее колени от страха. Ее визит с целью выкрасть кассеты Тимур, несомненно, расценит как предательство… И он наверняка уже лелеет в своем воображении сцены наказания! Тимур, со своими садистско-иезуитскими наклонностями, не мог не воспользоваться такой промашкой Александры и уготовил ей утонченную месть…

«Господи! — мысленно простонала она. — Когда же это кончится, когда?!» Больше нет никаких сил сносить его! Она-то думала, что сегодня последний день ее мучений! А вместо этого сидит в его квартире, как в мышеловке!

— Не извиню! Незачем меня было беспокоить! Разговоры о делах — в рабочее время, а сейчас я отдыхаю! — с небывалой суровостью произносил в трубку Тимур.

Он отдыхает! Это его отдых — издеваться над ней! Как же она его ненавидит! Убила бы — так ненавидит…

* * *

Тимур бросил трубку на рычаг.

— А ледок-то тает! — снова донесся до нее его сладкий голос. — Смотри, уж почти растаял. Придется тебе пить твой джин с водицей! Ну, иди же, чего ты прячешься? Смелей, смелей, чувствуй себя как дома! Ты же знаешь, мой дом — твой дом! Мне для тебя ничего не жалко, радость моя… За твою любовь я все готов отдать! Кроме кассет, разумеется. Я ведь тебя знаю, нет кассет — нет любви. А? Скажи, разве я не прав? Ты меня только из-за этих кассет любишь? Боишься… — с удовольствием протянул он. — Боишься, что я тебя опозорю…

Он снова затих минут на пять, и Саша слышала, как он что-то подлил в свой стакан. Один, стало быть, уже прикончил. Тимур пил обычно хорошее вино, пьянел медленно и как-то странно — его всегда это очень возбуждало, он начинал говорить, растягивая слова, и хмельные интонации выдавали какое-то особое, блаженное сладострастие, словно он только что проснулся и потягивался в кровати после эротического сновидения. А может, он и себе подмешивал наркотик?..

— Зря боишься, между прочим, — почти пел Тимур. — Я тебя позорить не стану. — Он шумно глотнул из своего стакана и мечтательно вывел, сойдя почти на шепот:

— Я твой позор для себя сохраню, королева моя, для себя одного… Команда моя не в счет — это так, секс-приспособления, вроде разных штучек из секс-магазина… Ну, да ты знаешь, о чем я, правда же?

Он подождал, словно всерьез надеялся услышать подтверждение своим гнусненьким речам. Саша едва переводила дух, задыхаясь от возмущения и гадливости.

Послушав несколько минут тишину, Тимур вновь заговорил — казалось, он и не думал торопиться и вытаскивать Александру из ее убежища, словно эта игра доставляла ему радость… Собственно, почему «словно»? Безусловно, доставляла! Он знал, что Саша в ловушке, притаилась в спальне, ни жива ни мертва от страха, и вынужденно слушает, беспомощная, его мерзкие откровения.

— Все для меня, для меня одного… Я жадный, ни с кем тобой не поделюсь! Все мне, все для меня! Зря ты, моя сладкая, кассеточки отказалась смотреть — это же праздник эстетической души! Шедевры, которые способны создать в союзе режиссер-эстет и великолепная актриса… Ты прекрасна, Сашенька, ты знаешь об этом? Тебе необыкновенно удаются твои роли! Посмотрела бы ты, как глазки твои гневаются, горят лютой ненавистью, а сама в это время послушненько ножки раздвигаешь… Ах, как же хорошо! И всего-то несколько крошечных молекул в твоей крови — а какой восхитительный результат! А как стонешь, как вскрикиваешь, убить бы меня рада, — а губки просят: «еще…» Даже жалко, что показать никому нельзя, — такие шедевры нуждаются в широком признании, в блеске кинофестивалей, в благородных призах за эстетизм!..

Вот, сейчас, — застыла Александра. Сейчас он пойдет в сторону спальни и вытащит ее за шкирку, как нашкодившего котенка! Что он сделает с ней? Он ведь импотент, и без помощи своей «команды» он ничего не может!.. Какое же «наказание за предательство» он придумал для Саши?!