Шантаж от Версаче

– Дело твое. Как бы там ни было, меня пока что больше всего беспокоит чернявый. Если я не ошибся и правильно понял, что речь шла о Ксюше… Я хотел бы тебя попросить…

– Я съезжу завтра.

– Погоди, ты еще не услышал просьбу!

– Да знаю я, чего ты хочешь! Я сам об этом думал. Расспрошу завтра соседку в зеленом пальто. И к этому Андрею Зубкову наведаюсь.

– Кис, я тебе заплачу за работу.

– Иди ты!

– Нет, не отказывайся. Это слишком много для дружеской услуги, ты потратишь свое рабочее время, и оно должно быть оплачено. Какой у тебя тариф?

– Иди, я сказал. На «куй».

– Кис, ты только осложнишь мне жизнь! Мне придется ломать голову, как отблагодарить тебя, если ты не возьмешь деньги!

– Мы друзья?

– Ну?

– Ну и все.

Реми принялся было объяснять, что французская поговорка гласит: «Хорошая дружба – это щепетильность в расчетах», но ему помешал звонок телефона. Услышав забархатевшие модуляции в голосе Киса, Реми, хоть русский и не понимал, догадался, что звонит Журналистка…

И оказался прав.

– Я богатею с каждым часом, – сообщил Кис, положив трубку. – Теперь и Ксюшина сестра просит меня узнать о чернявом. За деньги, разумеется. Она при Ксюше не хотела об этом говорить.

– Ну нет, Кис, это для меня вопрос чести. Ты возьмешь деньги от меня и не позволишь платить этой Медузе-горгоне!

– Это которая обращала взглядом людей в камень?

– А что, не похоже?

– Похоже, – признал Кис. – Я почти окаменел, пока мы беседовали, особенно…

Он хотел было сострить: «Особенно одна специфическая часть моего тела…» – но удержался.

– Тебе Александра не понравилась? – лишь сдержанно поинтересовался он.

– Сильная личность. Умна, эгоистична, холодна. В ней есть класс, высокий, я бы даже сказал, класс, но… С такой жить нельзя, Кис. Такой можно только служить…

Реми прав, подумал Кис, черт возьми, прав! Но отчего-то хочется ей послужить… Так бы и кинулся исполнять приказания, мазохист хренов! А если бы в награду допустили к телу… Сгрыз бы, сожрал бы, высосал, как мозговую косточку! Тут бы мазохист мгновенно сделался садистом!.. Если бы не умер раньше от счастья у ее ног.

И как это у нее получается, у стервы?

Глава 7

К Андрею Зубкову они поехали вдвоем с Реми. Реми, конечно, по-русски не понимал, но полезен мог быть. Препираясь и посмеиваясь друг над другом, оба прекрасно знали достоинства каждого – ведь не зря, поработав на пару, задружились! – и знали также, что друг друга в чем-то дополняют. У каждого была интуиция, но – у каждого своя. Интуиция ведь вещь составная: тут перемешаны догадливость, способность к предчувствиям, телепатия, чувство фальши, понимание психологии, знание жизни и прочее, прочее. Понятно, что у каждого в этой области свои сильные стороны, свои одаренности и способности – ведь всегда так, у каждого свои таланты: один силен в рисунке, другой в живописи, хотя оба называются словом «художник»; прибавьте теперь личный опыт, культурный и интеллектуальный багаж обладателя интуиции – и вы получите совершенно разные интуиции. По той же схеме – разные логики, разные системы анализа – разные инструменты работы, одним словом. Потому и результаты хороши были в сопоставлении и дополнении.

Андрей их ждал, казалось, у дверей – едва Кис прикоснулся к кнопочке звонка, как дверь распахнулась. Круглоголовый молодой человек, темные волосы стрижены коротко, две девичьих ямочки на загорелых щеках, карие близорукие глаза; подтянутый, в хорошей физической форме – бассейн небось, бег, борьба, что-нибудь в духе дзюдо, – прикинул Кис. Одет по-сибаритски в роскошный шелковый халат шоколадного цвета – золотая марочка какая-то на груди… Кис в них не разбирался, а Реми легко опознал медузу Версаче.

Квартира была сибаритской, как ее хозяин, – портьеры из тяжелого шоколадного шелка, такого же цвета диван и два глубоких кресла; стены обиты светло-бежевым штофом, овальная стеклянная столешница низкого столика крепилась золотыми клепками к ножкам из слоновой кости, гармонировавшим с маленькими сливочными подушками на диване; бронзовые старинные подсвечники отливали тусклым золотом в мягких шоколадных сумерках, царивших, несмотря на яркий солнечный день, в этой квартире; кремовая лестница уходила, изгибаясь винтом, на второй этаж… Ясно было, что при оформлении интерьера своей квартиры Зубков не считался ни с какими другими соображениями, кроме своей личной прихоти и вкуса, и она необычайно соответствовала своему хозяину.

Сыщики, следуя гостеприимному жесту Зубкова, сели на диван и растворились в недрах шоколадного, кремового и золотого. Здесь не хотелось суетиться, здесь не хотелось думать о проблемах – здесь хотелось отдыхать, слушать хорошую музыку, говорить о поэзии, о живописи… Да, к вопросу о живописи: на стене висел натюрморт голландской школы. Кис даже не осмелился предположить, что это подлинник, только подпихнул локтем Реми и вопросительно кивнул в сторону полотна, на котором тихо сияли золотые кубки в окружении пузатых тыкв и баклажанов и мертвая цветистая птичья шея печально свешивалась с края дощатого стола. Тона картины прекрасно вписывались в интерьер. Реми приблизился.