Огромными потерями, которые понесли немецкие войска, объясняется тот факт, что немецкое командование отозвало из оккупированной части Франции почти все свои войска, сняло все войска с германо-швейцарской границы и некоторых других мест, поставив вместо них стариков и инвалидов, а также бросило на Восточный фронт гитлеровские гренадерские дивизии и охранные отряды.
Такова действительная картина потерь немецких и советских войск».
«Действительную картину» советских потерь мы уже видели: потери Вермахта к 10 июля составили 79 058 человек, 1061 орудие и миномет, 826 самолетов и 350 танков. Когда к ноябрю 1941 года число «уничтоженных» политруками немецких солдат достигло 4 миллионов, самолетов – 13 000, а танков более 15 000, понадобилось как-то объяснить сталинским «братьям и сестрам», а кто же это тут собрался Москву брать? И как им удалось до Москвы добраться?
На торжественном заседании 6 ноября, посвященном годовщине Октябрьской революции, генсек впервые попытался ответить на эти вопросы, списав неудачи Красной Армии на внезапность нападения и превосходство противника в количестве боевой техники. К тому же Советский Союз был такой миролюбивый, воевать ни с кем не собирался, перевооружиться не успел, техники у нас гораздо меньше, а на немцев, как известно, вся Европа работает. Да и опыта боевого у них накопилось достаточно.
Когда с Гитлером было покончено и нашлось время заняться общественно-историческими изысканиями, Сталин вывел целый закон о неготовности «миролюбивых наций» к войне. Это объясняется тем, что «заинтересованные в новой войне агрессивные нации, как нации, готовящиеся к войне в течение длительного срока и накапливающие для этого силы, бывают обычно – и должны быть – более подготовленные к войне, чем нации миролюбивые, не заинтересованные в новой войне. Это естественно и понятно. Это, если хотите, – историческая закономерность, которую было бы опасно не учитывать». С тех пор версия о миролюбивой советской внешней политике и неготовности СССР к войне стала каноном советской историографии.
Действительно, Советский Союз был не готов к оборонительной войне (как наглядно демонстрируют результаты первых «сталинских ударов», Красная Армия, призванная распространить «свет правды большевиков» как минимум на весь Евразийский континент, оказалась не готовой к современной войне вообще). Сталин не ждал от Гитлера такой «подлости», не верил в саму возможность германского нападения и всю свою энергию и талант организатора вложил в подготовку армии и страны к Великому Освободительному походу на Запад. Немцам удалось достичь оперативно-стратегической внезапности. Будучи застигнуты врасплох, советские войска не имели возможности организованно вступить в сражение и не могли создать фронта обороны. Сама дислокация частей и соединений не соответствовала оборонительным задачам, это хорошо видно на примере Брестского гарнизона.
Об этом же записал в дневнике Гальдер: «Наступление германских войск застало противника врасплох.
Признаков оперативного отхода нет и следа. Вероятно, что возможность организации такого отхода Ряд командных инстанций противника, например в Белостоке, полностью не знал обстановки, и поэтому на ряде участков фронта почти отсутствовало руководство действиями войск со стороны высших штабов. Представляется, что русское командование благодаря своей неповоротливости в ближайшее время вообще не в состоянии организовать оперативное противодействие нашему наступлению.Неорганизованному вступлению советских войск в сражение способствовало и шоковое состояние советского руководства. Не случайно в первые часы войны Москва запретила ответные действия против вторгшегося врага, Сталин и в этот момент считал происходившие события провокацией немецкого генералитета. Лишь после формального объявления войны Красная Армия получила приказ «действовать по-боевому», а в 7.15 утра была издана директива № 2, которая ставила задачу изгнать врага с советской территории.