Шапками закидаем! От Красного блицкрига до Танкового погрома 1941 года

Бесспорно, что, став на путь инкорпорации присоединенных земель, основатели Польского государства породили межнациональный конфликт. «Отношения между государством и его непольскими жителями, – писал историк А. Хойновский, – с самого начала характеризовались конфликтом. Большинство украинцев, белорусов… оказались под польской властью против своей воли». Национальные меньшинства в составе новой Речи Посполитой составляли не менее 36 процентов от общего количества населения. Однако, отвергнув принцип конфедерации, поляки приступили к созданию национального государства, взяв курс на усмирение и полонизацию национальных меньшинств и в конечном счете поглощение их польским этническим элементом. «Граница политическая должна стать границей этнической», – говорил министр просвещения Станислав Грабский; система образования, наряду с колонизационной политикой, была одним из главных инструментов полонизации – начальное обучение в сельской местности велось только на польском языке и исключительно польскими учителями. Отсюда – социальное, экономическое и культурное подавление белорусского и украинского народов, переселение на их земли поляков, так называемых осадников, как правило, отставных военных, получавших лучшие наделы и одновременно исполнявших полицейские функции, что еще более обостряло межнациональные отношения. Национальный гнет в восточных воеводствах вел лишь к росту национального самосознания местного населения, ожесточенному сопротивлению полонизации, доходившему до актов насилия с обеих сторон, росла популярность радикально настроенных групп, в том числе прокоммунистических. На западноукраинских землях заметной силой в 30-е годы стала Организация украинских националистов, осуществившая целый ряд террористических акций, в том числе убийство министра внутренних дел Б. Перацкого, руководившего «пацификациями» на Галичине и Волыни. Украинцы, по мнению С. Хорака, «считали себя в состоянии постоянной войны с поляками».

Согласно опросу, проведенному среди жителей Полесья, поляки, по их мнению, жили богаче, одевались лучше, отличались «высокомерностью характера и очень не любили евреев».

«Они считали польскими Вильно, Пинск, Тарнополь, Львов и прилегающие к ним районы, – вспоминал бывший французский посол в Варшаве. – Однако достаточно было посетить эти территории, чтобы убедиться, что они таковыми не являются. Здесь не чувствовалось, что находишься в Польше. Впрочем, и сами польские власти, несмотря на все их уверения, чувствовали себя здесь почти что за границей. Местных жителей они не считали настоящими поляками».

Белорусские и украинские националисты искали поддержки у правительств Германии, Англии и Франции. Простой люд, особенно молодежь, с одобрением и симпатией взирал на соседние БССР и УССР. Там, за советским забором, гремели фанфары, парадировали стахановцы и физкультурники, рупора вещали о счастливой жизни свергнувших эксплуататоров трудящихся в единой «семье народов», где таквольно дышит человек. Оттуда доносилось нескончаемое хоровое пение и завывание акынов: «Мне Ленин любимый, мне солнечный Сталин и сердце, и жизнь, и дыхание дали…» (М. Горькой перед смертью горько пошутил: «У нас поют даже камни».)

Правда, через забор не разглядеть было, как под победные марши войска Красной Армии и ОГПУ не успевали подавлять вспыхивавшие то там, то здесь восстания разных народов, которые уже вдоволь «надышались». В Армении, Грузии, Чечне, Дагестане, Туркестане, Казахстане, Калмыкии… Усмирение производилось с применением артиллерии, бронепоездов и аэропланов, сопровождалось разрушением селений, показательными расстрелами «порочного(?) и бандитского элемента», порой поголовным уничтожением мужского населения, по уровню оси буденновской тачанки. «Пацификаторы» Перацкого в подметки не годились карателям С.М. Буденного, И.П. Уборевича, И.П. Белова, П.Е. Дыбенко.

Нередки были случаи, когда жители приграничных районов Польши перебегали в СССР, но вместо грезившегося рая обычно оказывались в узилище, как вражеские шпионы и диверсанты. «Наш дальний родственник Иван Мацкевич ночью тайно перешел границу, и о нем долгие годы ничего не было известно, – вспоминала жительница Молодеченского повета Е.П. Шнейдер. – Только после Великой Отечественной войны он объявился в деревне больным, изможденным, беззубым стариком – после десяти лет каторжных работ на Колыме». Любопытно, сколько «карацуп» с верными «мухтарами» на этих бедолагах карьеру сделали и сколько орденов заработали? (Пограничник-следопыт Никита Карацупа с детства поражал мое воображение богатырскими подвигами: официально он «задержал 388 нарушителей границы, проявив героизм, уничтожил 129 шпионов и диверсантов, не сложивших оружия».)

Одним словом, между двумя государствами с момента их возникновения существовала глубокая пропасть.