Вокруг дома расположились несколько клумб с акациями и сиренью, а позади – беседка. Всё тут создано для отдыха и размышлений. Но всё мне тюрьма: и беседка, и большой дом на холме, и храм у подножья.
Ангелина – хозяйка усадьбы – милая, но крайне беспокойная дама, ко всему остальному мне приходится поддерживать ее, упражняясь в психотерапии. Наблюдать, как рядом страдает от расстройства человек, которому Вы меня вверили, невыносимо. Но я не удивлюсь и тому, что именно она – истинная причина моего визита. Если Вы, сослав меня в деревню, решили оказать помощь ее душевному здоровью, то цена поступку безумно высока.
Ангелина покладисто слушает меня, как будто понимает и меняется; от этого мне неуютно: я думаю, что будет с ней, когда я уеду и не смогу продолжать свои сеансы. Я тактично не интересуюсь, что вас связывает, трактуя ее грустный взгляд при упоминании Вашего имени по-своему. О прочем она умалчивает, да и я не спрашиваю.
Вот и все мои невеселые развлечения – уныло, скудно и по-предательски однообразно.
Зная мою историю, Вы должны понять: сельская тишина никогда не будет для меня душевным приютом, навсегда останется невыносимым напоминанием о прошлом.
Три последние месяца почти уничтожили мою энергичную неугомонность.
Не имея права Вас ослушаться, я пользуюсь возможностью высказать недовольство.
Прошу Вас разрешить вернуться в Петербург.
Я испробовала все способы создать вокруг привычную шумиху, но нужной для этого фактуры, увы, нет. Сосновая тишина и лучинки вечерами скоро разобьют мой бодрый нрав. Требую спасения.
Служу Вам и Государю, Саша.
Нам с тобой пришла пора испытать тебя!
Намедни ты убеждала меня, что давно постигла науку счета, знаешь грамоту и чтение.
Жалею, что не удостоверился в твоих умениях заранее. Сейчас, полагаясь на волю случая, рискую, ведь, не разобравшись в наставлениях, ты в лучшем случае их не выполнишь, в худшем же – уготовишь мне хлопоты и вынудишь оправдываться. Поэтому, если сей текст для тебя бессмысленный набор значков, в которых ты узнаешь лишь точки в конце фраз, то сбереги письма до моего возвращения, но если же ты, прочитывая это, понимаешь написанное, велю немедленно исполнить мое поручение.
В том же конверте, вместе с этим посланием ты найдешь второе письмо – оно предназначается не тебе. Приказываю, не открывая, доставить по адресу графини Добронравовой. О моем отсутствии молчи, особенно деревенским. Я уехал в ночь, без фонарей, чтобы скрыть этот факт. Кто бы меня ни спрашивал и ни приезжал в усадьбу с вопросами, говори, что граф болен и никого не желает видеть. А если графиня Добронравова пришлет послание, убереги его в моей спальне и никого туда не допускай.
Смотри ничего не спутай!
Граф.
Бесконечно перечитывая Ваши письма, я стал многое понимать.
Всё мое для Вас грех. Должно быть, Вы думаете, нелепое подобно: чем я ближе к Вам, тем дальше от Бога, иначе не могу объяснить Ваши укоры в безнравственности и блуде. Я осознал правоту Ваших слов, хотя, признаюсь, правда досталась огромным трудом.
Связью со мной, пусть даже такой, словесной, легкой, несуществующей, Вы чувствуете причастность к моей телесной слабости и душевным недугам и, вероятно, обвиняете в этом себя.
Ваше желание встретиться стало знаменательным моментом. Я так сильно желал увидеть Вас, что, получив Ваше согласие, понял, что не могу с Вами так поступить. Свидание подарит мне счастье и тем еще больше возбудит лукавые помыслы и одержимость, оттолкнув Вас этим навсегда.
Поэтому я принял решение ехать к Тихону, на Волхов. Стану просить старца выслушать меня и наставить на путь покаяния. Если допустят без епитимьи, то обернусь вскоре, но если путь к таинству затянется священным поручением, останусь у него.
Надеюсь, что еще не поздно всё исправить. Я винюсь за каждое написанное похотливое слово и за то, что пошлостью омрачал Ваши светлые мысли о жизни и любви. Моя душа отравлена удовольствиями, а, как известно, для спасения нужна телесная скорбь, поэтому я предписал себе молитву и пост.
Я вернусь к Вам другим.
С любовью, преданный и тоскующий Родион.
Граф.
Обратиться к Богу – самое верное решение из всех, что у Вас были. Лучшего времени, чем любое, для этого не существует. Я слышу в порыве веление души. Поделившись намерением, Вы вновь меня вовлекли в события своей жизни, наделяя правом подсказать.
Пока будете добираться до Волхова, у Вас появится время поразмышлять: не замыкайтесь на мне, вспомните, как еще Вы грешили за свою насыщенную жизнь. Уверена, что священные заповеди нарушены не только в рукописных практиках и не только со мной.
Вы легко употребляете безнравственные слова и слишком просто подбираете к ним синонимы, что подталкивает думать о тесном контакте с непристойной лексикой.
Перечитывая растленные тексты, догадываясь: Ваши письма – не придумка, в них Ваше мировоззрение. Записки – образец поведения порочного человека, чей аморальный опыт диктует словоприменение.