Шара

Едва придя в себя, Вы тогда громко ответили: «Все так и есть, именно так и есть!» – и со всей силой ударили пьяного Филиппова веерком.

От вашей близости он (конечно же, Филиппов) подломился, попятился и наступил на ногу нетрезвому гусару, который и оттолкнул его в мою сторону. Мне пришлось подхватить Данилу Андреевича под мышки и усадить на пуф. Проявив тактичность и выдержку, я провел с ним беседу, разъясняя природу достоинства, назвав его обидное замечание посягательством на женскую честь.

Всё это было только ради Вас! Напомнив другу детства о вечных ценностях, я потребовал у него признать перед Вами вину, а затем поднял и повел к Вам.

Достигнув цели, он рухнул. Данила Андреевич к тому моменту был уже непослушен себе и плохо себя ощущал.

Лежа, он велел мне: «Родион, каюсь, донеси» – и… уснул.

Уничижительно осмотрев спящего у ног Филиппова, Вы в тот момент спросили у меня: «Вы тоже решили про Ренинского уточнить?»

Услышав это, я пропал.

То ли от глаз Ваших, то ли от смелости.

За минуту до слов и взгляда я готовился объяснить выходку Филиппова и просить за него прощения, но, услышав Ваш голосок, я произнес: «Я вызову его на дуэль!» – и сопроводил слова перчаткой.

Саша, Вы всегда были бунтаркой и, по всей вероятности, ей и останетесь.

Нарушая правила, Вы изящно присели и подняли перчатку, а затем распорядились унести пьяного Филиппова подальше, чтобы он не мешал Вашей визуализации. Вы – прекрасное создание, потому-то и вправе окружать себя исключительно красотой.

В тот вечер я от Вас не отходил, да что там не отходил – «волочился Гулявин».

Сперва наша связь казалась мне пустой незначимой забавой, без остроты и пикантности.

Переписка подтолкнула мое обожание, погрузив в добровольное внутреннее рабство.

Вы притягивали меня откровенностью и цинизмом, безо всяких маскировок и апелляций, оставаясь при этом таинственной и непостижимой.

Потому-то я и сиганул за Вами в деревню и живу третий месяц малосодержательно, желая лишь одного – быть в Вашей атмосфере, без которой теперь я точно пропаду.

Я кажусь себе слепым калекой, чье беспомощное положение требует держать за руку своего проводника, предвкушая избавление от царства тьмы.

Если Вам интересно, приезжал Бронас. Я связал его клятвой верности и убедил молчать о моих откровениях. Он был искренен. Я ему верю.

Про Вас он сказал следующее, хотя я его о том и не просил:

«Графиня Добронравова – образчик нового женского типажа, который для России пока дик и неприемлем, но набирает должный оборот на Западе».

Пытаясь понять, откуда в Вас эта неукротимая смелость и характерность, вынуждающая заменить женскую покорность живым темпераментом, я всё глубже погружаюсь в Ваш мир.

С любовью, Родион.

Родион Алексеевич!

Я не забыла той самой ребячьей выходки, послужившей причиной нашего знакомства. Я помню все детали эпатажных поступков каждого из участников того представления. То, что вы с Филипповым злословили про меня, устраивали клеветнический террор, организовывали нездоровую атмосферу, испортило немного – только одну жизнь – Вашу.

Нет тайны, что пьяная провокация, блестяще исполненная Данилом Андреевичем, была лишь поводом.

Я удивляюсь тому, что Вы выбрали мне в ближайшие друзья уважаемого господина Ренинского. Почему Вы отказали мне стать забавой, скажем, генерал-губернатора или военного министра? Может быть, я имела на них недвусмысленные виды, и упреком Вы могли бы меня смутить.

Вы же по глупости выбрали для невежественной интриги моего дальнего дядюшку, на чьей шее я ездила в младенчестве и училась опасно размахивать сабелькой.

Этой зарисовкой я ответила на ваш интерес к моему смелому живому темпераменту, чуткости к западным тенденциям просветительства и прекрасным способностям к верховой езде.

Граф, Вы нуждаетесь в занятии! Безделье, несомненно, выматывает Вас, подталкивая к непрерывному анализу своих переживаний.

Вас извела интеллигентская рефлексия.

Безостановочно разбираясь в собственных чувствах, Вы балансируете на грани реальности, понемногу теряя рассудок.

Это пугает Вас и вынуждает искать спасение.

По каким причинам Вы выбрали меня избавителем от собственных страхов, мне неизвестно, но Вы упорно ввязываете меня в интригу, вероятно, надеясь на то, что я не разгадаю неблаговидных действий и скрытных мыслей, Вас к тому побудивших.

Продолжая совершать отчаянные попытки увлечь меня, Вы добиваетесь только того, что отвращаете еще больше. Моя картина о любви преисполнена искренностью и партнерством, Ваша же – карикатура.

Вероятно, услышав это, Вы вскинетесь от обиды, а затем растеряетесь.

Внесу ясность, потому как хочу лишить данное утверждение двусмысленного толкования и объяснить причины резкости своих взглядов.

Вам, яркому образчику дворянской интеллигенции, свойственна нездоровая душевная атмосфера. Вы родились и выросли в разочаровании и апатии, иного не зная.

Присущие вам изнеженность, безволие и мечтательность – основа вашего мировоззрения. Впрочем, Вы в том виноваты лишь отчасти, потому как наш смутный век не способствует духовному формированию личности.