Шараф-наме. Том I

Что за пир, что за царственное празднество,
Где можно обрести тысячу утех и услад!

Разноцветными напитками, чистыми,
Как отраженный луч, рассекающий тьму,

До краев наполнили хрустальные бокалы,
Смешав с благоуханной розовой водой.

От золотых столов с яствами земля там излучала свет солнца,
Из серебряных чаш образовалось созвездие, усеянное звездами.

Там были любые яства, какие ни пожелаешь,
Приготовленные [из всего], начиная от рыбы и кончая птицей,

Сладости там заимствовали у красавиц
Сахар [их] губ и миндаль [их] зубов.

Один за другим [следовали] столы с разноцветными сластями,
Основание прекрасного замка его — [и то] было исполнено сладости.

Двор его был вымощен
Тысячью плиток чистейшего сахара.

От нежных плодов, свежих и диковинных,
Корзины садовников наполнились соком:

Ни один наблюдатель чудесного не представлял себе,
Что подобным образом можно до краев наполнить корзину соком.

Когда таким образом прошло три дня, и стан каждого счастливца украсился великолепными халатами всякого рода желаний и устремлений, эмир Шараф, следуя обычаям подношения и дарения, предложил вниманию [государя] несколько вещей, подобных которым на протяжении веков не созерцало око времени, и ухо судьбы не слышало, чтобы говорили о подобной красе. Там были охотничьи птицы — соколы обыкновенные и царские белые, кони арабской породы с седлами из золота, двуцветный мех живота лисицы, парча, шитые золотом семицветные ткани и европейский бархат. [Эмир Шараф в свою очередь] стал объектом монарших милостей и безграничных государевых щедрот. Он был отмечен поясом с саблей, инкрустированной драгоценными камнями, и расшитым золотом кафтаном чаркаб[1099]. [Государь] переименовал его /428/ в Шараф-хана и пожаловал высокие титулы таваджи-баши-гири[1100] войска и эмира эмиров Курдистана, даровав ему на то всемилостивейший указ, содержание которого приводится [ниже].

Содержание указа:

“Основная цель и насущное желание высокодостойных султанов при славном вознесении на вершины величия и могущественных хаканов при достойном восшествии на высоты самодержавия — лелеять и оберегать определенную группу людей, которые решительностью [своих] стараний и усилий похитили у [себе] подобных и равных мяч первенства на ристалищах преданности и упования, превосходством служения опередили представителей своего сословия[1101] и, подняв знамя [верной] службы и самоотвержения,, отдали всю свою жизнь и достояние в распоряжение небесноподобного двора — прибежища мира[1102]. Ныне, ведомый беспредельным доверием и упованием, к дружбе нашего дома — прибежища страны — воззвал Шараф-хан — оплот власти, опора могущества, достигнувший куполов величия, поборник справедливости, величайший из славных эмиров, достойнейший из высокочтимых правителей по совершенству в правлении, власти, счастье, мире и вере. В поисках спасения от врагов припал он к полам нашего великодушия и милости.

В подобных случаях говорится — стихотворение:

Вошли мы в эту дверь не за почестями и славой,
Пришли мы сюда [в надежде найти] приют от беды.

Удостоился он чести присутствия “а [этом] высоком собрании, а посему [всенепременно] ему будет сопутствовать и споспешествовать безграничное благоволение и милость государя, согласно исполненным красноречия строкам — стихотворение:

Кто бы ни был тот, кто, опасаясь за жизнь и честь [свою],
Прибегнет к покровительству этого дома,

Я не позволю нанести ему обиды и оскорбления,
Даже если это мне будет стоить головы.