Шардик

В распавшемся сознании Кельдерека понемногу стало оживать все, что он знал и слышал о тугинде, начиная с самого детства. Дважды в год она приплывала на Ортельгу. Ранним утром сквозь речной туман доносились удары далекого гонга, и жители острова собирались и безмолвно ждали на берегу. Мужчины простирались ниц и оставались недвижимы, пока тугинду со свитой встречали и отводили к новой хижине, построенной к ее прибытию. Исполнялись ритуальные танцы, проводилась церемония цветов, но на самом деле тугинда посещала Ортельгу только с двумя целями: во-первых, провести совещание с баронами; во-вторых, поговорить о тайнах женской природы на секретном собрании ортельгийских женщин и выбрать из них двух-трех для пожизненного служения на острове Квизо. Темным вечером, когда тугинда отбывала при свете факелов, хижину сжигали дотла и пепел развеивали над рекой.

Лицо она всегда скрывала под головной накидкой, но на совещание с баронами являлась в медвежьей маске. Никто не знал, как она выглядит и кем была раньше. Девушки, которых она забирала на свой остров, никогда не возвращались. По слухам, там они получали новые имена, — во всяком случае, старые никогда больше не произносились на Ортельге. Умерла ли тугинда, отреклась ли от власти, кто ей наследовал, как выбрали преемницу, да и вообще, не разные ли каждый раз женщины посещают Ортельгу — этого никто не ведал. Однажды, еще мальчиком, Кельдерек принялся расспрашивать про нее отца — с нетерпеливым любопытством, какое часто возбуждают в детях вещи, к которым старшие относятся очень серьезно, а потому предпочитают не обсуждать. Вместо ответа отец смочил хлебный мякиш, слепил из него грубую мужскую фигурку и поставил на край очага.

— Держись подальше от женских тайн, дружок, — сказал он, — и в глубине души всегда опасайся женщин, ибо они могут уничтожить тебя. Смотри… видишь? — Хлебная фигурка засохла, побурела, почернела и обуглилась до золы. — Ты все понял?

Кельдерек, притихший при виде отцовской серьезности, кивнул и ничего больше не сказал. Но он хорошо запомнил наставление.

Что вселилось в него сегодня в комнате за синдрадом? Что заставило пойти против воли верховного барона? Как посмел он вымолвить дерзкие слова и почему Бель-ка-Тразет не убил его на месте? Одно Кельдерек знал точно: поскольку он видел медведя, он уже не властен над собой. Поначалу он думал, что им движет божья сила, но сейчас оказался во власти хаоса. Сознание и тело расползлись по швам, как ветхая одежда, а остатками своего существа охотник покорился сверхъестественной силе, исходящей от таинственного острова, окутанного ночной мглой.

Голова Кельдерека по-прежнему покоилась на носу челна, и одна рука вяло болталась в воде. Весло выпало из рук Анкрея и уплыло по течению, когда челн врезался в отмель недалеко от берега и все четверо мужчин от толчка дернулись вперед и вновь неподвижно застыли, погруженные в транс, опутанные чарами, в полном оцепенении ума и воли. Вот уже зашла четвертная луна, и наступила глубокая темнота, освещаемая лишь красным огнем, пылавшим высоко над деревьями в глубине острова, а они всё оставались там — прибитый к берегу мусор, обломки кораблекрушения, грязная пена прибоя.

Шло время, течение которого отмечалось лишь медленным перемещением звезд на небе. Мелкие суетливые волны плескали о борта челна, и раз или два ночной ветер с нарастающим шелестом раскачивал ветви ближайших деревьев, но ни один из четверых мужчин, похожих в темноте на огромных нахохлившихся птиц, даже не шелохнулся.

Наконец неподалеку показался мерно колеблющийся зеленоватый огонек, который спускался к воде. Когда он достиг галечного берега, послышался хруст шагов и приглушенные голоса. К челну приближались две женщины в длинных плащах, несущие между собой на шесте круглый плоский фонарь размером с точильный круг, под колпаком из оплетенных тростником железных прутьев, сквозным, но достаточно плотным, чтобы защищать горящие под ним свечи.

Женщины подошли к кромке воды и остановились, прислушиваясь. Чуть погодя они уловили шлепанье воды о борта челна — звук, различимый лишь чутким слухом, знающим наизусть все модуляции ветра и волн на этом берегу. Тогда женщины опустили фонарь на землю, одна из них вытащила из кольца шест и, шумно плеща им в мелкой воде, пронзительно выкрикнула:

— Очнитесь!

Голос достиг слуха Кельдерека, резкий, как крик камышницы. Открыв глаза, он увидел пляшущие зеленые блики на возмущенной воде у самого берега. Он больше не боялся. Подобно тому как слабейший из двух псов, прижавшись к стене и замерев в униженной позе, точно знает, что теперь соперник не нападет на него, — так же и Кельдерек, полностью покорившись таинственной силе острова, утратил страх перед ним.

Он услышал, как позади заворочался верховный барон. Бель-ка-Тразет что-то неразборчиво проворчал, плеснул в лицо пригоршню воды, но с места не сдвинулся. Кельдерек коротко глянул через плечо: барон ошеломленно таращился на тускло мерцающую беспорядочную зыбь у берега.

— Сюда! — громко приказал женский голос.