Шардик

Кельдерек положил ладонь ей на плечо:

— Ну полноте, Мелатиса, довольно разговоров на сегодня. Давайте прогоним все подобные мысли и просто займемся ближайшими делами. Зачастую это лучше всего помогает в трудных обстоятельствах и приносит великое утешение в беде. Ступайте к тугинде. Засните с ней рядом, а завтра увидимся.

Как только Анкрей постелил ему, Кельдерек лег и заснул крепким сном, каким не спал со дня своего ухода из Беклы.

44. Откровение сердца

Луч полдневного солнца медленно полз по стене, и где-то далеко в лесу раздавался мерный стук топора. Тугинда с закрытыми глазами нахмурилась, словно потревоженная шумом, и беспокойно заметалась в постели, тщетно пытаясь найти удобную позу. Кельдерек в очередной раз вытер у нее со лба испарину тряпицей, смоченной в глиняной миске, стоящей у кровати. С раннего утра она находилась в тяжелом полузабытьи, не узнавала ни Мелатису, ни Кельдерека, изредка бормотала бессвязные слова и один раз отпила чуток разбавленного вина из поднесенной к губам чаши. За час до полудня Мелатиса в сопровождении Анкрея отправилась на встречу с бывшими сторонниками барона, чтобы обсудить с ними положение дел и сообщить последние новости, а перед уходом наказала Кельдереку заложить дверь засовом и присматривать за тугиндой до своего возвращения.

Стук топора прекратился, и Кельдерек сидел в тишине. Время от времени он брал женщину за руку и разговаривал с ней в надежде, что она очнется и немного успокоится. Он ощущал под пальцами частое биение пульса и теперь видел, что локоть у нее распух и покрыт воспаленными, сочащимися сукровицей царапинами от шипов тразады. Тугинда ни словом не обмолвилась ни о них, ни о глубоком порезе на ноге, который обнаружила и перевязала Мелатиса накануне вечером.

Мысли ползли медленно, как солнечный луч по стене. Кельдерек размышлял обо всем, что с ним случилось. Дни, прошедшие со дня ухода из Беклы, думал он, сами по себе подобны некой Избоине времени, куда он спускался шаг за шагом и откуда сейчас выбрался, чтобы еще немного продлить свое существование. В конце концов, ему нет необходимости искать смерти, чтобы искупить свое святотатство: как бы ни повернулись события, она уже предрешена. Если Эркетлис одержит победу, но армию за Врако все равно не пошлет — либо потому, что так и не получил послания от Бель-ка-Тразета, либо потому, что не посчитал предложенную сделку выгодной, — рано или поздно он, Кельдерек, умрет от чьей-нибудь руки или от болезни либо в Зерае, либо при попытке выбраться из этих краев. Но если солдаты Эркетлиса, переправившись через Врако, обнаружат в Зерае бывшего короля-жреца (а скорее всего, его будут искать), они непременно с ним расправятся, как и пообещал Эллерот. Если Эркетлис потерпит поражение, возможно, Зельда и Гед-ла-Дан, заняв Кебин, пошлют людей за Врако на поиски Шардика. Но как только станет известно о смерти медведя, они и думать забудут про бывшего короля-жреца. А если опозоренный король-жрец попытается вернуться из Зерая — на Ортельгу ли, в Беклу ли, — в живых его точно не оставят.

Никогда больше не будет он изображать перед людьми посредника Божьей Силы. И никогда больше не сможет стать тем бесхитростным духовидцем, который, не ведая страха в своем боговдохновенном восторге, ходил и спал рядом с Шардиком в лесах Ортельги. Почему же в таком случае, несмотря на решение, принятое четыре дня назад в лачуге Рувита, несмотря на прежний безысходный стыд и жестокие угрызения совести, теперь он чувствует в себе волю к жизни? Обычная трусость, подумал Кельдерек. Или, возможно, оставшаяся в нем гордость, сперва заставившая задуматься о добровольной искупительной смерти, теперь воспротивилась при мысли о гибели от икетского меча или зерайского ножа. Так или иначе, Кельдерек вдруг поймал себя на том, что сосредоточенно размышляет, а не стоит ли попытаться, вопреки всем обстоятельствам, сначала доставить тугинду обратно на Квизо, а потом сбежать в какую-нибудь страну за Тельтеарной. Но желание выжить, понял Кельдерек, было не единственной причиной, почему он отказался от намерения умереть.