Шардик

Геншед стоял в полумраке, в сгущающемся тумане, и щелчками пальцев подзывал одного ребенка за другим. У каждого из них он проверял глаза, уши, руки, ноги и кандалы, а также осматривал все телесные повреждения, какие находил. Хотя у многих детей были рваные ссадины и царапины, а двое или трое находились на грани обморока, помощи никому не оказали, и Кельдерек заключил, что работорговец просто оценивает способность своего живого товара продолжать путь. Мальчики неподвижно стояли перед ним, опустив голову и вытянув руки по бокам, и явно думали лишь о том, как бы поскорее отойти прочь. Одному ребенку, беспрерывно дрожавшему и вздрагивавшему от каждого его движения, Геншед приказал оставаться на месте и продолжил осматривать других прямо у него за спиной. Еще одному, который безостановочно что-то бормотал и ковырял болячки на лице и плечах, вставили в рот мухоловку, чтоб молчал, пока Геншед не закончит с ним.

Отходящих от работорговца детей Горлан и Живорез соединяли по трое-четверо тонкой цепью, продевая ее сквозь дыры в ушах. Каждая цепь одним концом крепилась к короткому железному пруту, а другим — к поясу или запястью надсмотрщика. По завершении этих приготовлений все улеглись спать на топкую землю.

Кельдерек не избежал общей участи и, разлученный с Раду, лежал между двумя совсем маленькими ребятишками, каждую минуту ожидая, что кто-нибудь из них пошевелится и звенья цепи раздерут кровящую дыру в ухе, точно зубья пилы. Вскоре, однако, стало понятно, что мальчики, наловчившиеся облегчать свои страдания, вряд ли его потревожат — скорее он потревожит их. Оба почти не двигались, вдобавок за время путешествия они приспособились поворачивать голову, не натягивая цепочки. Немного погодя дети придвинулись к нему поближе.

— Не привыкли еще? — прошептал один из них на палтешском диалекте, который Кельдерек с трудом разбирал. — Сегодня вас купил, да?

— Он меня не купил — нашел в лесу. Да, сегодня.

— Так и подумал. От вас свежим мясом пахнет — от новеньких часто так пахнет, но недолго. — Он закашлялся, потом сплюнул мокроту на землю между ними и сказал: — Хитрость в том, чтобы лежать поближе друг к другу. Так теплее, и цепь провисает: если кто шевелится, она не натягивается.

Оба были заражены паразитами и непрерывно чесались сквозь мокрые лохмотья, прикрывавшие тощие тельца. Вскоре, однако, Кельдерек привык к смрадному запаху, от них исходившему, и теперь его беспокоил лишь пульсирующий от боли палец да сырость, в которой приходилось лежать. Чтобы отвлечься от неприятных ощущений, он шепотом спросил мальчика:

— Ты давно с Геншедом?

— Да уже, поди, месяца два. Купил меня в Дарае.

— Купил? У кого?

— У отчима моего. Отец погиб вместе с генералом Гел-Этлином, когда я совсем еще крохой был. Мамка прошлой зимой сошлась с этим мужиком, а он меня невзлюбил — уж больно я грязный, понимаете? Как только заявились работорговцы, он меня и продал.

— И твоя мать не попыталась помешать?

— Не-а, — равнодушно ответил мальчик. — У вас, небось, еда с собой была, а они отобрали?

— Да.

— Горлан сказал, у нас почти все припасы вышли. Сказал, они думали купить харчей по дороге, да только купить-то здесь негде.

— Ты не знаешь, почему Геншед пошел лесом?

— Горлан сказал — из-за солдат.

— Каких солдат?

— Не знаю. Он не любит солдат. Поэтому и натянул веревку через реку: чтоб от солдат убежать. А вам кушать хочется?

— Да.

Кельдерек попытался заснуть, но мешал шум: одни дети хныкали и разговаривали во сне, другие поминутно вскрикивали, мучимые кошмарами; гремели цепи, что-то двигалось между деревьями. Неожиданно Живорез вскочил на ноги, тараторя как обезьяна, и дернул все ушные цепочки, прикрепленные к нему. Приподняв голову, Кельдерек разглядел неподалеку фигуру работорговца: тот сидел, обхватив руками колени, и явно не спал. Верно, тоже услышал зверя поблизости. А может, он просто не испытывает потребности в сне? Вообще никогда не спит?

Наконец Кельдерек впал в дрему, а когда спустя какое-то время проснулся — обнаружил, что лежащий рядом ребенок плачет, почти беззвучно. Он дотронулся до его плеча, и плач сразу прекратился.

— Еще всякое может произойти, — прошептал Кельдерек. — Ты матушку вспоминал?

— Нет, — всхлипнул мальчик. — Сириту.

— Кто такая Сирита?

— Девочка, которая была с нами.

— И что с ней случилось?

— Ушла в Сонную лощину.

— Сонная лощина? Где это?

— Не знаю.

— Откуда ты знаешь, что она туда ушла?

Мальчик не ответил.

— Что такое Сонная лощина? Кто тебе рассказал про нее?

— Туда все уходят, понимаете? — прошептал ребенок. — Когда кто-нибудь уходит, мы говорим: они ушли в Сонную лощину.

— Это далеко?

— Не знаю.

— Ну вот если я сейчас сбегу, а Геншед завтра меня поймает и вернет обратно — можно будет сказать, что я побывал в Сонной лощине?

— Нет.

— Почему?

— Потому что из Сонной лощины никто не возвращается.

— Ты имеешь в виду, что Сирита умерла?

— Не знаю.