Шарф

Они быстро выпили бутылку, закусив вкусным ржаным хлебом, от сала Павлик отказался, дядя Серёжа удивлённо пожал плечами, но не настаивал. Затем Павел ещё два раза бегал в гастроном за водкой и папиросами. Он ушёл под утро. Ходил вокруг ззоосада пока его не задержал военный патруль. Поначалу он получил пять суток ареста за нарушение формы одежды, свою дембельскую фуражку он подарил сторожу в знак вечной дружбы. Потом какой-то любопытный лейтенант из комендантского взвода, нашёл за обложкой военного билета Павла Сычёва, письмо с вражеским адресом… Павлика ещё толком не протрезвевшего, привезли в особый отдел при гарнизоне. Там его неторопливо и скрупулезно допросил пожилой майор с битым оспой лицом. Павлик выпил подряд два стакана холодной воды, немного пришёл в себя и всё обстоятельно объяснил. Как следователь ни крутил, под «предательство Родины» Павлика подвести не получалось. А жаль, ему так хотелось ему уйти на пенсию героем. Отсидев положенный срок, Павлик отправился в военкомат, встал на учёт, сдал военный билет и получил паспорт.

Переночевав у сторожа, на следующее утро он устроился работать в трамвайное депо имени главы якобинцев, Максимилиана де Робеспьера! На бетонном заборе вдоль трамвайного полотна, красной краской под трафарет, был написан лозунг: «Все пути ведут в Коммунизм!», под ним была прибита фанерная табличка: «По путям не ходить!» Если сказать, что в депо много пили, то это будет чудовищным приуменьшением. В депо безмерно много пили: сразу после зарплаты — водку, после аванса — самогон, ближе к концу месяца перегоняли тормозную жидкость. Ходили непроверенные слухи, что кладовщик попивает даже кислоту из аккумуляторов. Дружный коллектив с пролетарским энтузиазмом взял шефство над молодым человеком. Через пол года его уже нельзя было отличить от остальных работников депо, хотя нет — он продолжал отказываться от мяса, чем ввергал коллег в классовые сомнения. Павлик, как все — пил, как все — раз в неделю ходил в баню, как все — спал в вагонах в рабочее время, как все — таскал брёвна на субботниках, как все — пел в хоре, а вот мяса не ел!

В этом городе не плодоносили даже дубы, не было калорийных желудей, а о сладких каштанах, помнили только седохвостые старики. Одно время колонию белок подкармливал один сумасшедший-двуногий, он приносил им арахис, семечки, а однажды даже кедровые орешки. За это старейшина племени Тсовх, обучал его наречию. Потом двуногий уехал в страну пальмовых белок и с продовольствием стало плохо. Белки жили впроголодь. Но выход из положения нашёл вожак колонии Зырг. Он, а за ним и все остальные научились питались изоляцией высоковольтных кабелей. Кабель был добротный, выменянный по бартеру у финнов, на меха дальних, северных родственников белок, песцов. Бельчата росли как на дрожжах. Зырг научил своих соплеменников по характерному звуку, разбираться под напряжением кабель или нет… Колония росла, хвосты опушились, белки плодились и осваивали новые территории, высоковольтный кабель упорно вёл их к трамвайному депо. Стоял сухой и тёплый сентябрь. Ночь выдалась светлой, в безоблачном небе сказочно мерцали далёкие звёзды. Павлик тщательно вымыл из шланга последний трамвайный вагон и зашёл попрощаться с путейцами. Те пили тормозуху, отказать ветеранам узкоколейки было невозможно. Он и не пытался. Под утро путейцы вышли его провожать. На крыльце они в мажоре на четыре голоса, исполнили неофициальный гимн железнодорожников «Постой паровоз, не стучите колеса…» Потом они пошатываясь дошли до проходной с портретом лидера Великой Французской Революции, отсюда Павлик двинул сам. Он слышал, как за ним со скрипом съехались огромные ворота, потом он ещё долго шёл натыкаясь на кусты и деревья, затем зацепился за корягу и упал на колени. Последние, что зафиксировал его накачанный эфирными парами мозг, это нескольких белок, которые завидев его в панике бросились врассыпную.

Павлик пришёл в себя от яркого света, пробивавшегося сквозь закрытые веки. Он открыл глаза, к удивлению голова не болела. Павлик приподнялся на локте, оказалось что он лежит на мягком матрасе сплетённом из сухой травы и набитым листьями. Рядом с ним стояла банка с водой, он понюхал воду, сделал маленький глоточек, а потом с удовольствием выпил всю остальную. Голова чуть закружилась и Павлик опять прилёг. Второй раз он проснулся от щекотки в носу, Павлик резко сел и несколько раз громко чихнул.

— На болей, двуногий! — услышал он.

— Спасибо… — Павлик вытер рукавом выступившие от чиханья слёзы и окаменел. Рядом с ним сидела седая белка. Павлик отодвинулся чуть назад и осмотрелся, вокруг было тихо и пусто. Только метрах в пяти, он заметил несколько пушистых зверьков, сидящих на поваленном стволе дереве. Они с любопытством и недоверием разглядывали его своими чёрными, как угольки глазами.

— Ну не удивляйся так… Меня зовут Апал, а тебя? — белка ворковала на диковинном, кашляющем наречии и Павлик, к своему удивлению, понимал каждое слово. Он рассказал про велосипед, Апал внимательно слушал, участливо кивая хвостом.