Читаем Шарль Перро полностью

Шарль Перро

Перро вновь обратился к письму:

«…Сударь, по этим стихам, где искренне выражены мои чувства, вы можете судить о различии, которое я делаю между вами и сочинителем трагедий, чье имя послужило мне для заострения конца эпиграммы. Нет человека, менее похожего на вас, чем он.

Но теперь, когда между нами восстановлены дружеские отношения и нет ни тени враждебности и горечи, позвольте мне, как вашему другу, спросить у вас: какие причины побуждали вас в течение столь долгого времени гневаться и нападать на самых прославленных авторов древности?.. Действительно, что именно вы стараетесь установить в ваших многочисленных поэмах, диалогах и рассуждениях о древних и современных писателях? Не знаю, правильно ли я понял вашу мысль, но мне кажется, что она сводится к следующему. Вы стремитесь доказать, что наш век, или, точнее говоря, век Людовика Великого, по достижениям в области всех искусств и по расцвету изящной словесности не только может сравниться со всеми самыми блестящими веками древности, даже с веком Августа, но и превосходит их. Вам это может показаться странным, но я должен сказать, что полностью с вами согласен и что, если бы мои недуги и многочисленные занятия не отнимали всего моего времени, я охотно взялся бы за перо, чтобы подтвердить это положение. Правда, я употребил бы иные доказательства, чем вы, потому что у каждого свой способ доказывать, и, кроме того, внес бы ряд оговорок, не сделанных вами.

Из всего вышеизложенного вам должно быть ясно, сударь, что, в сущности, мы придерживаемся одинаковых взглядов на то уважение, которое должно быть оказано нашей стране и нашему веку, только рассуждаем на этот счет неодинаково. И, нападая на „Параллели“, я нападал не на содержащиеся в них мысли, а на высокомерную и презрительную манеру, с которой ваши аббат и шевалье говорят о писателях, достойных, с моей точки зрения, даже когда мы их укоряем, высочайшего и почтительного уважения и восторга. Таким образом, чтобы упрочить наше согласие и в корне уничтожить повод для возможных распрей, нам обоим следует теперь окончательно излечиться: вам — от чрезмерного желания унижать славных писателей древности, мне — от излишней склонности бранить дурных или даже посредственных писателей нашего времени. И к этому мы должны приложить все наши усилия.

…Вот, сударь, о чем мне хотелось поставить в известность публику. А для того чтобы она была досконально обо всем осведомлена, я имею честь писать вам это письмо, которое не премину напечатать в новом издании моих сочинений, как в большом, так и в малом.

…Остаюсь, сударь, вашим и т. д.

Николя Буало, 1700 год».

…Перро свернул письмо Буало, перевязал его розовой ленточкой и положил в шкатулку, где лежали важные бумаги.

Подошел к окну. Метель замела площадь Фурси. На мрачном небе не мерцали звезды. Тяжелые тучи нависли над Парижем. Давно здесь не было такой зимы. Посреди площади у пылающих костров грелись, весело переговариваясь, конюхи, дворники и два носильщика портшеза: видно, принесли в один из домов какого-то вельможу.

Группа молодежи пробежала по площади, бросаясь снежками. Перро подумал о сыновьях: Шарлю-Самюэлю уже двадцать пять, Шарлю — двадцать четыре. Молоды они еще обзаводиться семьями, а он так бы хотел побаловаться с внуками… И вздохнул: наверное, не удастся. Сильно сдало здоровье. А оно нужно ему еще для одного дела. Он так мало говорил с сыновьями о родословной семьи, о своем отце, братьях, о деде-торговце.

Сколько лет уже украшает Лувр колоннада, созданная талантом его брата Клода, а завистники не признают его авторства и приписывают его Ле Во!

Потому он и собрал все рисунки колоннады Лувра, сделанные рукой Клода, чтобы и его сыновья Шарль-Самюэль и Шарль, и все его племянники знали, что колоннаду Лувра построил Клод Перро!

Шарль подошел к одной из полок и снял с нее пачку плотных листов. Медленно перелистал альбом рисунков «машин», изобретенных Клодом. Альбом он уже подготовил к изданию.

Но всего этого мало. Шарль решил писать «Мемуары», да вот только никак не может настроиться…

Академик позвонил в колокольчик. Вошел слуга.

— Передай камердинеру, Жан, чтобы он подготовил к утру мой костюм. Я завтра иду в Академию.

— Слушаюсь, — ответил слуга и с поклоном вышел. А Перро крикнул ему вдогонку насчет парика…

Завтра он читает в Академии свою новую поэму. Он должен быть в форме. Пусть все видят, что Перро не сдался!