Шарлотта

– Как, говорите, ваше имя?

– Эмми. Эмми Роббинс.

Девушка была молоденькая, даже слишком.

– Сколько вам лет, Эмми?

– Тебя старуха следить за нами приставила? – Эмми презрительно прищурилась. – Мы с ней вроде обсудили все.

– Старуха?

– Сестра Кармайкл.

– Какая же она старуха? Ей нет и тридцати, – возмутилась Шарлотта, которая была лишь на пару месяцев младше Мелани.

– Неважно, что у нее написано в бумагах, если она сухарь и зануда.

Эмми принялась наполнять бинтами вторую корзину, давая понять, что разговаривать больше не о чем. Петра дружелюбно кивнула. Шарлотта понесла добычу на склад, решив сворачивать бинты, если не найдется другого дела.

И кого здесь обучать? Малолетнюю нахалку или девушку, ни слова не понимающую по-английски? Таким в палатах не место. Именно поэтому они и здесь – среди стойкого острого запаха крови с примесью бог знает чего. Может, нынешний порядок в госпитале не так уж несправедлив и добровольцы действительно никогда не смогут стать настоящими сестрами?

***

Шарлотта привыкла работать ночами. Работы было не меньше, чем днем. Госпиталь никогда не спал. Раненых привозили круглосуточно. Разве что автоколонна приезжала за выздоровевшими и списанными всегда только днем.

Вскоре пришло первое письмо из дома, написанное рукой Анны, но содержащее вопросы и пожелания от всех домочадцев. Анна и дети переехали в дом старших Аддерли после авианалета, случившегося 8 сентября.

«Мы теперь всегда соблюдаем ночное затемнение окон, но не все это делают. Неужели люди думают, такое случилось в первый и последний раз? Неужели так трудно завесить окна? Половина центральных улиц освещена, как обычно.

Страшно вспомнить, как шарили по небу белые лучи прожекторов. Сами цеппелины я не видела. Рассказывают, что они пришли со стороны Кембриджа. Мы все легли спать, а проснулись от ужасных звуков. Как подумаю, что ты, возможно, слышишь их ежедневно…

Они чудом не разрушили Собор Святого Павла. Кажется, пострадали какие-то склады недалеко от него и несколько домов. Есть погибшие. На площади Ливерпульского вокзала бомбы попали в омнибусы.

Бедный папа невероятно удручен. Он никак не ожидал, что противовоздушная оборона так плохо работает. Насколько я поняла, цеппелины сбить не удалось, и даже погиб один из английских аэропланов.

Выходить наружу теперь совершенно не хочется даже днем. Мы подумываем о том, чтобы отнести в подвал самое необходимое и превратить его в бомбоубежище».

Она также сообщала, что Джонатана выписали из госпиталя, и сейчас он проходит четырехмесячные офицерские курсы в Англии. Нога почти не сгибалась, но, благодаря покровительству начальства, ему предложили должность адъютанта батальона. Он будет находиться в штабе – заниматься бумажной работой и помогать в разработке планов. Чтобы получить это назначение, нужно быть капитаном, и Джонатан ожидает скорого повышения в звании сразу на две ступени – потеряв множество кадровых офицеров регулярной армии, британское командование теперь очень быстро продвигает тех, кто в мирное время показался бы слишком молодым для этого.

Джон считал это удачей, Анна, разумеется, – нет. Ей хотелось, чтобы муж вернулся домой и она не жила бы в вечном страхе за него. Но Анна рассчитывала, что хотя бы удастся увидеться, пока он в Англии.

В конверте нашлась небольшая записка от Вивьен. Нетвердый детский почерк, неровные буквы:

«Мадам мама!

Победить всех и возвращайтесь».

Вивьен писала по-английски. Шарлотту мучила совесть, что малышка вновь брошена в доме по сути чужих для нее людей. Хотя неизвестно, что стало с девочками из приюта мадам Делоне теперь, когда Париж бомбили германские самолеты и дирижабли и вражеская армия могла в любой момент занять город. Авианалеты до этого происходили и в Англии, но в Лондоне это случилось впервые.

Вслед за письмом Анны пришло еще одно – от Уильяма, который писал крайне редко. За год разлуки Шарлотта получила от него весточку всего четыре раза.

«Cher ami!