Шарм

А затем, поскольку теперь Хадсон не пытается сбежать от этого разговора, я задаю ему тот вопрос, который мучает меня уже несколько недель.

– Ты что, больше не хочешь меня?

Он смеется, но в его смехе нет ни капли веселья:

– Ты считаешь, что все дело в этом?

– А что еще я должна думать? Ты же мне ничего не говоришь.

– Я говорю тебе все, Грейс, – огрызается он. – Ради тебя я изо дня в день кромсаю на куски свою гордость. Я даю тебе все, чего ты хочешь, и тебе даже не нужно об этом просить. Но, кажется, этого все равно недостаточно?

Вот это да.

– Я никогда тебя об этом не просила.

– Конечно, не просила, – говорит он, и в его синих глазах пылает ярость. – Ты по-прежнему не можешь заставить себя сказать, чего ты хочешь, не так ли?

– Это не… Я… – Я замолкаю, когда он складывает руки на груди и прислоняется плечом к стене. Это его защитная поза, которой он как бы говорит: «Я не позволю тебе сделать мне больно», – и теперь, когда я вижу, что после всего, что между нами было, он защищается от меня, я теряю дар речи.

Более того, меня охватывает стыд. Потому что все это время, пока я была так уверена, что знаю его лучше, чем кто-либо другой, мне не приходило в голову, что он сам знает меня не хуже. И что он давал мне возможность решить для себя, чего я хочу – и кого я хочу.

Хотя я знаю, что мои отношения с Джексоном были необыкновенными, я давно уже уверена в том, что мои чувства к нему не выдерживают никакого сравнения с чувствами к Хадсону.

Джексон знал лучшие стороны моей натуры и любил именно их.

Хадсон же прожил в моей голове год с лишним. Он видел каждую часть меня. Ему известен каждый случай моего плохого настроения, каждое злое слово, о котором я когда-либо сожалела, каждая недобрая мысль, когда-либо приходившая мне на ум. Он знает каждый мой иррациональный страх, знает, что я в себе ненавижу и что хотела бы исправить.

И, несмотря на это, он все еще здесь. Он продолжает спорить со мной. Смеяться вместе со мной. Строить вместе со мной жизнь.

Я помню, как моя мать как-то раз сказала мне, что она любит моего отца в том числе и потому, что он мирится с ее храпом. Она, разумеется, шутила, но теперь я ее понимаю. Как это замечательно – найти кого-то, кто принимает тебя такой, какая ты есть. И, возможно, даже любит из-за тех мелочей, которые ты скрываешь от других.

Именно поэтому я всегда знала, знала даже тогда, когда еще не могла этого признать, что я хочу Хадсона, что мне нужен Хадсон, а главное – что я принимаю его таким, каков он есть. И то же самое делает он в отношении меня.

Но тут до меня вдруг доходит, что ничего из этого я никогда ему не говорила.

– Возможно, раньше я не могла этого сделать. – Я вздыхаю. – Наверное.

– Может, и не могла, – соглашается он.

Но пришло время это изменить.

Сделав глубокий вдох, я перестаю говорить намеками. Перестаю пытаться заставить его читать мои мысли. И говорю ему, что я чувствую. Чего я хочу. Что мне нужно.

– Я хочу тебя, Хадсон, – говорю я и вздрагиваю, когда в его взгляде вспыхивает что-то хищное. И мне вдруг хочется увидеть, как далеко я смогу его подтолкнуть. – И мне необходимо, чтобы ты взял то, что я хочу тебе дать.

Затем я закидываю свои волосы за плечо и склоняю голову набок, чтобы его голодные глаза увидели мою шею.

И жду, что произойдет дальше.

Глава 109 50 оттенков клыков

– Грейс –

Ждать мне приходится недолго.

Ведь я предлагаю себя распаленному изголодавшемуся вампиру, и этот вампир находится от меня достаточно близко, чтобы видеть, как я жажду дать ему то, что ему так необходимо.

– Грейс. – Это и предостережение, и мольба, и в дрожи его голоса звучит правда – та самая правда, которая ускользала от меня несколько недель.

Я нужна Хадсону не меньше, чем он нужен мне – но он просто боится. И я его понимаю, правда понимаю. Поверить не могу, что я не замечала этого раньше. Ведь я читала его дневники. И знаю, что его отец всю его жизнь отбирал у него все, что он любил.

Так и работает страх. Он подкрадывается незаметно, приходит из темных уголков твоей души, в которые ты предпочитаешь не всматриваться. Но чем больше ты пытаешься не обращать на него внимания, тем глубже он запускает в тебя свои когти. Пока ты не начинаешь не просто бояться – пока этот страх не сокрушает тебя.

Хадсон заслуживает, чтобы кто-то заглянул в эту темноту вместе с ним.

– Возьми это, – говорю я, потому что сегодня вечером не склонна к милосердию. К тому же я давным-давно отказалась от всякого намека на осторожность с этим вампиром. И если он не знал этого раньше, то наверняка знает теперь.

– Почему ты это делаешь? – Его голос срывается.

– Я уже говорила тебе почему. Вопрос состоит только в том, почему ты не хочешь поймать меня на слове?

– Я не… – Он пятится.

– Да, ты этого хочешь, – перебиваю его я, следуя за ним в темноту.

На этот раз он не отстраняется, и я воспринимаю это как доказательство того, что мне нужно придвинуться к нему еще ближе. Затем я провожу большим пальцем по его нижней губе, чтобы его рот приоткрылся.