Шарм

– Да, – шепчу я, гладя его бока. На его талии есть гладкая ложбинка между ребрами и острыми костями его бедер.

Он прекрасен, он именно тот, кто мне нужен, и я целую его в губы, задержавшись на его идеально изогнутой верхней губе, на полной нижней. И сдвигаю свои губы влево, чтобы целовать его ямочку.

Она так же прекрасна, как и в тот день, когда я увидела ее впервые, и части меня хочется остаться здесь и изучать ее до конца моих дней.

Но у него есть еще много чего, что я хочу целовать, лизать, кусать и любить.

Я сдвигаю губы ниже, туда, где между челюстью и ухом бьется его пульс, бьется немного мощнее и быстрее, чем несколько минут назад. Затем перемещаюсь ниже, к ямке под его горлом, упиваясь исходящим от него запахом амбры и восхитительным вкусом его кожи.

Он снова шепчет мое имя и с тихим стоном зарывается руками в мои волосы. Его пальцы нежно царапают кожу моей головы, я издаю стон, и по моей спине бегут мурашки. В ответ он сжимает мои волосы в кулаке, оттягивает мою голову назад и осыпает поцелуями мое горло.

Это так чудесно. Он так чудесен.

Странно чувствовать это посреди всего этого горя и страха. Но это кажется правильным – правильно, что у нас есть этот момент, принадлежащий только нам. Этот момент в очередной раз подтверждает не только наши чувства друг к другу, но и нашу готовность сражаться. За нашу семью, за наших друзей, друг за друга.

Бояться любви легко, когда ты видишь, что она идет вразнос, или когда у тебя случается болезненное расставание, или когда ты теряешь того, кого любишь, или когда ты видишь человека, готового из-за любви к своей дочери разрушить весь мир. Но, благодаря таким блаженным моментам, как этот, дело того стоит.

Когда Хадсон наконец отстраняется от моих губ, я снимаю с себя ночную рубашку, которую только что надела. И, бросив ее на пол рядом с кроватью, перемещаюсь все ниже, целуя его тело, облизывая его, кусая и гладя.

– Хадсон, – шепчу я. – Мой Хадсон.

– Грейс. – Он произносит мое имя, пока я скольжу по его телу, как лунный свет скользит по воде. Медленно и мягко, темно и сокрушительно.

Так, чтобы он не ощущал ничего, кроме меня.

Так, чтобы он мог видеть, слышать, обонять и осязать только меня.

Так, чтобы боль от того, что произошло вчера, и страх перед тем, что произойдет завтра, сошли на нет, благодаря наслаждению и радости от того, что происходит сейчас.

И только после этого я снова скольжу вверх по его телу.

Только после этого я касаюсь его ладоней, сплетаю свои пальцы с его пальцами и крепко сжимаю их.

Только после этого я вбираю его глубоко в мое сердце, мое тело, мою душу. И отдаю ему их все.

И он берет их, беря меня – с нежностью, осторожностью, силой и любовью. Мы двигаемся вместе, поднимая друг друга все выше и выше, и значение имеет только это. Значение имеем только мы.

И этого совершенного момента посреди всего окружающего нас несовершенства достаточно. Это все.

Мы – это все.

Глава 132 Укуси и купи

– Хадсон –

Грейс обнимает меня за шею и притягивает к себе. Что устраивает меня – ведь это Грейс. Я всегда рад оказаться как можно ближе к ней, так близко, как она хочет.

И, когда она припадает губами к моей щеке, я утыкаюсь лицом в ее шею и просто вдыхаю ее аромат. От нее так хорошо пахнет, ее так приятно ощущать, что сейчас мне хочется остаться здесь навсегда.

И тут она склоняет голову набок, обхватывает ладонями мой затылок и прижимает меня к своему горлу.

Это явное приглашение мне попить ее кровь, и мои клыки немедля выдвигаются в ответ. Но я держу себя в узде и не тороплюсь. Потому что это Грейс, я никогда не смогу насытиться ей.

Мне всегда будет хотеться еще.

Она вздыхает, когда я медленно покрываю поцелуями изгиб между ее плечом и шеей. Я улыбаюсь, затем мои губы скользят к маленькому созвездию веснушек рядом с ее ключицей. Я мог бы сказать, что это моя любимая россыпь, но у нее их столько, что трудно сделать выбор.

Звездочка на ее левом бедре. Спираль на ее правом плече. Красивая россыпь на внутренней стороне ее правого бедра. Их много – и я люблю их все.

Я начинаю думать о завтрашнем дне, о том, что нам предстоит. О том, что со мной будет, если окажется, что это последний раз, когда я могу целовать эти веснушки, последний раз, когда я могу ощущать ее вкус.

Но завтра наступит независимо от того, буду я о нем думать или нет, поэтому сейчас, в эти минуты, я решаю сосредоточиться на Грейс. Только на Грейс. Тем более что она шевелится подо мной и еще настойчивее, еще теснее прижимает мою голову к своему горлу.

– Ты уверена? – шепчу я. Потому что я никогда не буду воспринимать это как должное, всегда буду проверять, сколько бы Грейс ни твердила, что все в порядке. Она заботится обо мне, но я тоже должен заботиться о ней.

Она двигает головой, ее губы прижимаются к моей коже, и я чувствую, как они растягиваются в улыбке.

– А когда я была не уверена? – спрашивает она.