Шарм

Впрочем, наверное, дело в том, что я уже больше года не спала в настоящей кровати. Так что, конечно же, мне удобно. Диван в берлоге Хадсона был неплох, но кровать просторная и упругая, и лежать на ней – это настоящее наслаждение. И мне пока не хочется с ним расставаться.

Наверное, мне стоило бы протянуть руку к телефону, чтобы посмотреть, который сейчас час. Но я не хочу этого знать. Ведь перспектива выползти из-под одеяла кажется пыткой, и я зарываюсь в него еще глубже, чтобы ощутить еще больше тепла и уюта.

Я тут же обалдеваю от страха, когда кровать делает ответное движение. А затем обвивает меня рукой и шепчет:

– Напомни мне, Грейс, как именно человеческие существа определяют обнимашки?

– Боже! – истошно ору я и пытаюсь сбросить с себя тяжелую руку Хадсона, но это нелегко, поскольку она обвивает мою талию и удерживает меня на месте. – Убери ее от меня!

– Мне ужасно не хочется сообщать тебе плохую новость, принцесса, – говорит Хадсон, и, честное слово, в его голосе звучит самодовольство: – Но это ты взгромоздилась на меня.

Мне тошно от того, что он прав, и еще более тошно от того, что ночью я буквально обвилась вокруг него. Уткнулась лицом в изгиб его шеи. Обхватила рукой его грудь. Половина моего торса придавливает его к матрасу. А моя нога – боже, моя нога – закинута на верхнюю часть его бедер. Я практически прижимаю этого парня к кровати.

Боже.

– Однако мне надо тебя спросить, – продолжает он тихо и лукаво, и от этого его тона мое сердце начинает колотиться быстрее. – Тебе было так же хорошо, как и мне?

Я так отчаянно хочу отодвинуться от него подальше, что у меня нет времени отвечать. Вместо этого я торопливо сажусь и пытаюсь скатиться с него. Но в этот самый момент он пытается помочь мне, повернувшись на бок – и это только усугубляет дело. Потому что теперь я сижу на нем верхом, стоя на коленях, которые расставлены справа и слева от его бедер.

Он поспешно открывает глаза, и я обнаруживаю, что смотрю в его удивленные синие глаза, смотрю нескончаемо долгий миг, после чего одна за другой быстро происходят несколько вещей.

Руки Хадсона ложатся на мои бедра, и он начинает снимать меня с себя. Но я и сама стараюсь как можно скорее спастись бегством и делаю это так торопливо, что скатываюсь с кровати.

Я падаю на пол с глухим стуком и громким криком, а затем просто лежу, потому что мне некуда идти. А если я попытаюсь сесть, то с моим везением чего доброго свалюсь и уткнусь лицом прямо ему в колени.

Словно для того, чтобы подчеркнуть мои страхи, матрас прогибается, и я чувствую, как Хадсон смотрит на меня. Его голос полон участия:

– Что с тобой?

– Я в порядке, – отвечаю я, хотя мой голос звучит приглушенно, поскольку я продолжаю лежать, уткнувшись лицом в ковер.

– Я могу хотя бы помочь тебе встать? – нерешительно спрашивает он.

Его ладонь касается моей спины, и я движением плеч сбрасываю ее.

– Просто оставь меня. Я могу умереть здесь. Меня это устроит.

Он смеется:

– Вряд ли это возможно.

– Возможно, и еще как, – говорю я, наконец повернув голову, потому что этот ковер приятнее на вид, чем на вкус. – Для этого мне просто надо будет достаточно долго полежать на этом ковре.

– Думаю, прежде чем тебе удастся умереть, сюда явятся Арнст и Мароли, и вряд ли тебе захочется, чтобы они застали тебя в таком виде, – сухо отвечает он.

– Я уверена, что они видали виды и похуже. – Я прижимаюсь щекой к жесткой шерсти ковра и сожалею о том, что, свалившись, не прихватила с собой подушку.

– Похуже? – повторяет Хадсон, слегка запнувшись на этом слове. – О да, они определенно видали виды и похуже. Просто, э-э-э…

Должно быть, он машет надо мной рукой, поскольку я вдруг ощущаю дуновение на задней части моих бедер и на моей заднице. Потому что, конечно же, моя футболка задралась до талии. Ну еще бы.

Это означает, что, во-первых, последние пять минут все самые чувствительные части моего тела были прижаты к самым чувствительным частям его тела, а во-вторых, что перед ним сейчас открылся такой вид…

Внезапно до меня доходит, почему он коснулся моей спины ладонью, которую я сбросила с себя. Он пытался прикрыть меня, а я не позволила ему это сделать. Конфуз за конфузом.

С тяжелым вздохом я хватаю простыню и одеяло и рывком тяну их вниз, одновременно перевернувшись на спину. Что создает еще один конфуз, поскольку вместе с ними с кровати сваливается и Хадсон.

И приземляется прямо на меня.

Секунду мы оба слишком ошеломлены, чтобы двигаться. Но затем он смеется – смеется сердечно и весело, и его тело, прижатое к моему, сотрясается.

– Значит, твой ответ «да», – замечает он, наконец уняв свое веселье. – Тебе было так же хорошо, как и мне.

– Какого черта? – вскрикиваю я, вернее, не вскрикиваю, а шепчу, поскольку все 180 фунтов его веса лежат на моей диафрагме. – Ты наверняка делаешь это нарочно!

– Э-э, разве не ты стащила меня с кровати?

– Я хотела стащить только одеяло! Как я вообще могла сдвинуть тебя с места одной рукой, не говоря уже о том, чтобы стащить с кровати?