Шарм, или Последняя невеста

Играем в молчанку около часа, пока дом не наполняется ванильно-сладкими запахами жареных оладий и тепко-ячменным ароматом колумбийского крепкого кофе. Глаза щиплет от недосыпа, тело ломит от усталости, а желудок уже не против перекусить. Предатель.

Но я не могу говорить. Особенность такая: когда сильно волнуюсь, словно в камень превращаюсь, и, чтобы меня расшевелить, нужно только дать время. Психолог говорит, что у меня начальная стадия аутизма, Синдром Аспергера, что не развился в детстве и при сильных потрясениях может немного мешать жить. В эти моменты, я понимаю, что происходит, но ничего не могу сделать. Ухожу в себя, будто черепаха, прячусь под панцирь.

– Генри, – девушка садится рядом и берет кубик из моей ладони. Мой кубик.

Не могу смотреть, скольжу взглядом по полу, изучаю ее худые руки, вытянутые пальцы, аккуратные ногти.

Лера передвигает маленькие детали и, выкладывая их на паркете в узор, шепчет:

– Я раньше очень любила строить. Только у меня был конструктор с болтиками. Знаешь, такой, железный? – смотрит на меня, чувствую, что взгляда не отрывает, но головы не поднимаю. – А когда Валентина к нам переехала, я отдала конструктор сводной сестре. Только она их через месяц затаскала по дому, и мачеха заставила выбросить. Мол, мусор. Я тогда так расстроилась, ревела в подушку, как дурочка. Вроде и играть уже не хотелось, потому что выросла, но жалко было расставаться с любимыми вещами. Тем более, мне его отец подарил.

Я тянусь взять синий кубик, чтобы дополнить радужную башню, и сталкиваюсь с ее пальцами. Прошибает током, одергиваюсь и отодвигаюсь. Моя личная темнота идет трещинами.

– Генри, скажи, зачем ты пристал ко мне на приеме?

Не могу говорить. Сжимаю в кулаке кубик и слышу, как он скрипит под пальцами.

– Зачем на ужин пригласил? – допрашивает Лера, а я увожу взгляд в сторону.

– Зачем на танец позвал? – еще вопрос. Каждый, словно ведро холодной воды на голову: отрезвляет.

– Зачем гнался за мной? Спасал, домой привез? Отогревал… – она сипит, но продолжает: – Ухаживал…

Молчать так жестоко, я знаю, но рот не открывается. Я в коконе своей психики, и будет лучше, если Лера просто сейчас оставит меня в покое.

– Генри? – она чуть повышает голос и касается моей руки. Настойчиво, и я не успеваю убрать. – Зачем ты целовал меня? Не делай вид, что не слышишь. Отвечай!

Последнее громкое слово вырывает меня из оцепенения. Я поднимаю гневный взгляд и разбрасываю одним движением руки построенные башни. Лера садится на колени, подминая под себя халат, и начинает поправлять квадратики.

– Тебе неприятно быть рядом со мной?

– Тебе нужно уйти, – отвечаю сухо.

Она водит руками туда-сюда, перекладывает с места на место квадраты, а потом говорит:

– Мне некуда идти.

– И чем я могу помочь? – холодным чужим голосом.

Лера пожимает плечом, молча встает и идет к выходу. Я смотрю ей в спину и не понимаю, что делать дальше. Остановить? Или позволить уйти? Егор отвезет ее домой, и я просто забуду об этом дне. Опускаю взгляд на разложенные на полу деревянные квадраты.

«Женись» – складывают они слово.

Глава 13. Валерия

– Тебе нужно уйти, – Генри не смотрит в глаза и говорит нейтрально, отчего во рту становится совсем сухо.

А чего я ждала? Что брак по расчету окажется сладкой сказкой?

Утром решила для себя, что сделаю все возможное, чтобы помочь отцу. Я буду плохой дочерью, если откажусь сейчас. Генри – хороший мужчина, а что полюбить меня не сможет, ничего, моей любви хватит на двоих. Потому последнее, что я могла сделать, чтобы удержать его – это выложить слово из кубиков на полу и ждать, что Север меня не оттолкнет и остановит. Но в спину упирается жестокое молчание.

На одеревеневших ногах возвращаюсь в комнату. Она пропитана его запахом, силой, властью. Пронизана шармом, как весь дом. Мне одновременно и плохо, и приятно здесь. Хочу надышаться. Хочу насладиться. А потом встану и уйду.

Север не спал всю ночь, осунулся. Из крепкого мужчины за эти часы превратился в измученного и брошенного ребенка. Кубики складывал, молчал. Жалость и беспокойство сковывают мои плечи холодными объятиями, но я не стану сейчас спрашивать у Генри о его слабостях – это было бы жестоко и некультурно. Если он решится, если потом захочет, поделится сам.

Как он знакомо прятал глаза, сопел, когда я трогала части конструктора и одернулся, стоило случайно коснуться пальцев. Что его так взволновало? Поцелуй?