Полон страха, навсегда чист,
Я буду здесь сражаться вечно.
Любопытного, ядовитого,
Ты найдешь меня,
Восходящего на небеса.
Забудь, поверни время вспять.
Ты будешь в порядке,
Я же останусь позади.
Покажи мне, как это —
Мечтать в черно-белых цветах,
Чтобы я смог оставить этот мир
Сегодня ночью…
Это больно только в самом начале.
Это просто сломанные кости.
Спрячь ненависть внутри…
– Ян! – кричит Кэт, но голос ее кажется далеким и каким-то ненужным.
– Ты все еще с нами, приятель, – говорит тебе Майк. – Ты все еще с нами…
Хэнзард приносит твою шарманку и говорит, что хочет посмотреть, как ты это делаешь.
– Я ничего не делаю, – говоришь ты. Хэнзард кивает, ставит на стол новенький чемодан и дает тебе ключ. – А где старый чемодан? – спрашиваешь ты.
– Старый был слишком мал, и его пришлось выкинуть, – говорит Хэнзард.
– Он принадлежал моей матери, – говоришь ты.
– Новый намного лучше и дороже, – говорит Хэнзард.
– Антидепрессанты в правом кармане, – говорит Майк – друг, которого нет.
Час назад приходил муж Марты и спрашивал, любишь ли ты его жену.
– Дурацкий вопрос! – сказал ему Майк, но муж Марты, конечно, не услышал его.
А потом ты почему-то вспомнил проповедника, который говорил:
– Не удивляйтесь, если мир ненавидит вас. Мы знаем, что перешли от смерти к жизни, ибо любим наших братьев. Тот, кто не любит, остается мертвым. Всякий, кто ненавидит брата своего, – убийца, а вы знаете, что ни один убийца не имеет вечной жизни. Вот откуда знаем мы, что такое любовь: Христос отдал за нас свою жизнь. И мы также должны отдать свои жизни за братьев своих. Если у кого есть достояние мирское и видит он, что брат его в нужде, но не сжалится над ним, то как же можно сказать, что любовь Божья остается с ним? Наша любовь не должна ограничиваться лишь словами и разговорами, она должна выражаться в поступках и быть настоящей…
Ты проглатываешь антидепрессанты и садишься за стол. Хэнзард ждет. Кэт ждет. Отец ждет…
– Какого черта?! – возмущается Кэт, читая созданные шарманкой листы.
Бурые пятна поднимаются по шее сестры к лицу. Поджатые губы дрожат. Она смотрит то на листы, то на Хэнзарда и бормочет проклятия, словно молитву…Отец уводит тебя в свободную комнату и говорит:
– Что бы тебе ни сказали Харрис и Миранда – это неправда.
– Что неправда? – спрашиваешь ты.
– Все! – говорит отец. – Не знаю, как они добрались до тебя, но уверен, все еще можно исправить. Ты на крючке у них, ведь так? Что это: наркотики, женщины, деньги? Я знаю, Харрис бьет по самому низкому в людях.
– Нет никаких наркотиков, – говоришь ты.
– Значит, женщины или деньги, – кивает отец. – Как много ты им должен?
– Да никому я не должен, – говоришь ты и видишь, как отец нервно заламывает руки. – Только не говори мне, что ты увяз в этих грязных сутенерских играх. Нет, только не мой сын!
– Да какого хрена здесь происходит?! – кричишь ты, но отец не слышит тебя. Боль на его лице бьет сильнее, чем любые слова.
– Сначала сестра, теперь ты… – шепчет он. – Нет, я не позволю им забрать и тебя… Не позволю…
– Причем тут Кэт? – спрашиваешь ты.
Отец смотрит на тебя. И боль в его глазах подкрадывается к горлу тяжелым комом, который невозможно проглотить.
– Причем тут Кэт?! – кричишь ты.