Линь Юнь и дети стояли на ухоженной лужайке в окружении маленьких белых животных. Позади виднелось знакомое сооружение, переоборудованная из ангара лаборатория, в которой возбуждались макроэлектроны. Именно оттуда доносилось блеяние квантовой козы. Однако на фотографии наружная стена ангара была разрисована разноцветными животными, цветами и воздушными шариками. Яркие краски придавали зданию вид огромной игрушки.
Линь Юнь смотрела на меня с фотографии с трогательной улыбкой на лице, и в ее прозрачных глазах я прочитал мысли, которые никогда не видел, пока она была жива: глубокое умиротворение, радостное чувство причастности к чему-то сокровенному, напомнившее мне уединенную забытую пристань с привязанной к ней лодкой.
Осторожно вернув фотографию в ящик, я вышел на балкон, не желая показывать возлюбленной Динг Йи появившиеся в глазах слезы.
Динг Йи никогда не говорил мне об этой фотографии. Он даже никогда не упоминал о Линь Юнь, а я у него не спрашивал. Эта сокровенная тайна хранилась у него глубоко в сердце. А вскоре у меня появилась своя собственная тайна.
Это случилось поздно осенью. Я работал до двух часов ночи, и когда поднял взгляд, мое внимание привлекла аметистовая ваза на письменном столе. Это был подарок на свадьбу от Динг Йи. Ваза была очень красивая, однако цветы в ней засохли. Я вынул их и выбросил в мусорную корзину, подумав с горькой усмешкой: «Жизненные обязательства становятся тяжелее. Не знаю, когда я смогу выкроить время, чтобы снова поставить в вазу свежие цветы».
Затем я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать. Это было самое безжизненное время суток, когда, казалось, во всем мире не спал я один.
Я уловил аромат свежести.
Этот тонкий аромат, начисто лишенный приторной сладости, уютный, чуть горьковатый, вызывал в памяти запах сочной травы под первыми лучами солнца, выглянувшего после грозы, похожий на последнее тающее облачко в бескрайнем чистом небе или на отголоск далекого колокольного звона в глухой долине среди гор… но только сейчас он был совершенно неуловимым, и я заметил его присутствие только тогда, когда он уже исчез, чтобы появиться снова, как только я отключил свое внимание от обоняния.
– Это ты? – тихо спросил я, не открывая глаз.
Ответа не последовало.
– Я знаю, что это ты, – сказал я, по-прежнему с закрытыми глазами.
Но ответа не было – лишь полная тишина.
Резко открыв глаза, я увидел в аметистовой вазе на столе голубую розу. Но как только я ее увидел, она исчезла, оставив пустую вазу. И все же у меня в памяти отпечатались мельчайшие подробности этого цветка, полного жизни, окруженного холодной аурой.
Я закрыл глаза и снова их открыл, однако роза больше не появилась.
– С кем ты разговаривал? – сонно спросила моя жена, усаживаясь в кровати.
– Ни с кем, – ласково успокоил ее я. – Спи!
Встав, я осторожно взял вазу, аккуратно наполнил ее наполовину чистой водой и осторожно поставил обратно на стол. До самого утра я просидел, глядя на нее.
Увидев в вазе воду, жена по пути с работы купила букет цветов. Когда она собиралась поставить его в вазу, я остановил ее:
– Не надо. Там уже есть цветок.
Жена недоуменно посмотрела на меня.
– Голубая роза.
– О, самый дорогой сорт, – со смехом произнесла жена, решив, что я пошутил. И снова взяла букет, чтобы поставить его в вазу.
Выхватив вазу у нее из рук, я аккуратно поставил ее на стол, после чего отнял букет и швырнул его в мусорное ведро.
– Я же сказал, в вазе уже есть цветок. Что с тобой?
Жена долго пристально разглядывала меня, затем сказала:
– Я знаю, что у тебя глубоко в сердце есть потаенный закуток. Такой есть и у меня. В конце концов, прошло столько лет… Ты можешь его сохранить, но не надо привносить его в нашу жизнь!
– Честное слово, в этой вазе есть цветок, – выдавил я, уже гораздо мягче. – Голубая роза.
Жена выбежала в слезах.
Невидимая роза в аметистовой вазе вызвала трещину в моих отношениях с Дай Линь.
– Ты должен рассказать мне, что за воображаемый человек поставил в вазу эту воображаемую розу, или я не смогу этого вынести! – неоднократно повторяла жена.
– Она не воображаемая, – неизменно отвечал ей я. – В вазе на самом деле есть цветок. Голубая роза.
Наконец эта трещина стала настолько широкой, что заделать ее было уже нельзя, и тогда нашу семью спас наш маленький сын. Как-то раз, проснувшись рано утром, он зевнул и сказал:
– Мама, в этой вазе на столе стоит роза, голубая. Очень красивая! Но она исчезает, как только на нее посмотришь.
Жена в тревоге посмотрела на меня. Сына не было, когда мы в первый раз спорили о таинственном цветке, и впоследствии мы никогда не ссорились в его присутствии, так что он не мог знать о голубой розе.
Несколько дней спустя моя жена поздно вечером писала что-то за столом и задремала. Проснувшись, она растолкала меня, и у нее в глазах был страх.