Шаровая молния 2

Парня оставили отлёживаться в охраняемом боксе. А чтобы жизнь мёдом не казалась, снабдили бумагой и велели вспоминать всё, что связано с модернизацией и увеличением моторесурса авиадвигателей, существовавших на начало войны.

— Была бы возможность пощупать их руками, увидеть в разобранном виде в том состоянии, что они сейчас производятся, я бы лучше с этим справился, — пожаловался Воронцов.

— Появится, — заверил его Демьянов. — Ты просто сам представь, как отреагируют Швецов или Климов, если к ним в КБ явится пятнадцатилетний пацан и начнёт пальцем тыкать, что нужно сделать, чтобы двигатели, которые они выстрадали, заработали лучше.

— Представляю, — засмеялся Павел.

— Пиши и рисуй пока по памяти. И не забывай писать обоснования тех или иных технических решений. Это пока пойдёт по линии рекомендаций от авиационного отдела ОПБ-100, которые они просто обязаны проверить. Нам позарез нужно добиться, чтобы эти движки к началу войны стали долговечнее и мощнее.

— Нашёл кого агитировать, — фыркнул Павел Валентинович. — Для тебя это всё — чистая теория, а я столько их перебрал на фронте, что тебе и не снилось. Как считаешь, если я с АШ-62 начну, нормально будет?

— Более чем. Если моторы «Ишаков» догнать по ресурсу до моторов Ан-2, то столько жизней спасём! Сам же помнишь: самый массовый самолёт на начало войны. Только не забывай, что по нынешней спецификации он ещё зовётся не АШ, а М-62. А потом займись М-82. Он, насколько помню, в твоё время ставился на Ил-14. Надо подтолкнуть Лавочкина, чтобы тот поскорее сделал Ла-5. К 22 июня, конечно, уже не успеем, но даже если он взлетит хотя бы в середине 41-го…

— Описание «шестьдесят второго» двигателя принеси. Легче работать будет.

— Ворожейкин принесёт.

— Кто??? — обалдел Павел.

— Тот самый, тот самый. Которого ты знаешь как Дважды Героя. Еле удалось урвать себе, да и то — лишь из-за его травмы позвоночника, полученной на Халхин-Голе. Своих «звёздочек» он теперь уже не получит, но зато куда больше сделает для того, чтобы советские самолёты поскорее сравнялись с немецкими и превзошли их. И это… Ни слова ни о моём, ни о твоём иновременном происхождении. Об этом знают единицы людей.

— Знаю. Саша уже инструктировал.

— Ты для Арсения Васильевича — гениальный конструктор-самоучка, найденный НКВД и находящийся под жёсткой опекой «конторы». Не больше.

Самое удивительное — уже через день Арсений положил на стол Николая опечатанный пакет с двумя десятками листов, исписанных мелким почерком и разрисованных эскизами изменений в конструкции двигателя М-62. И приложенной короткой запиской: «Всё, что наскрёб в памяти, касательно изменений. Остальное — после того, как пощупаю руками». Значит, пойдёт дело! И хорошо пойдёт.

4

— Удивительно, — покачал головой Сталин. — А внешне — совсем ещё мальчик. Присаживайтесь, товарищи.

Павел, которого их госпиталя забирал Демьянов, всю дорогу нервничал. Всё-таки иное поколение, успевшее повоевать с именем Вождя на устах. А потом пережившее низвержение своей иконы с пьедестала на ХХ съезде. Ну, и прочие побочные явления того времени: переименования, снос памятников. Помните, как у «Любе́»: гипсовую статую сняли втихаря. Но для Николая это — теоретические знания исторических фактов, а Воронцов видел это всё вживую. А теперь ему — впервые в жизни встречаться с самим Иосифом Виссарионовичем лично.

— Майор, значит.

— Так точно, — вскочил попаданец.

— Сидите, сидите, товарищ Воронцов. Мы с вами не на плацу, а у меня в гостях. Поэтому ведите себя свободно. Я ознакомился с тем, что вы рассказали товарищу Берия. Очень интересны были именно личные впечатления. Ведь товарищ Демьянов знаком со всем этим лишь из книг. Но вопросы остались. Скажите, что, на ваш взгляд, всё-таки стало причиной катастрофы лета 1941 года?

— Меня этот вопрос тоже всегда интересовал. Но, как я понял из общения с теми, кто пережил ту трагедию, из воспоминаний военачальников, из исторических исследований, выделить какую-то одну причину невозможно. Речь идёт о целом комплексе причин. Во-первых, неготовность наших советских людей к войне. В первую очередь — моральная неготовность. Искренне верили в то, что, как нас заверяли газеты и политработники, войны не будет, а Германия наш друг. До последнего мгновения верили. И лишь во вторую — неготовность, обусловленная слабой боевой подготовкой красноармейцев и красных командиров.

За такие слова по окончании Финской кампании Николай получил по шапке. Здо́рово получил! На этот же раз Генеральный секретарь слушает спокойно. Осознал, или сработал эффект проверки из независимого источника?

— Учились воевать мы уже позже, у тех, кто выжил в той мясорубке. После того, как был обобщён их опыт и выработаны новые боевые уставы.

— А во-вторых?