— Нас поставили охранять ценные продукты и бочки с водкой. Мы их очень хорошо охраняли. Но решили проверить, есть ли в бочках водка. Достали дрель и маленькое сверлышко, 1 мм, и просверлили отверстие, нацедили в котелок. Немного, так, для пробы. Оказалось, все верно, водка. Чопиком закрыли отверстие, как положено, чтобы она не вытекла … и каждый день понемногу, только для аппетита, цедили из бочки. Все было хорошо, пока об этом не пронюхали в караулке. Они заставили нас цедить и им, да не мало, а побольше! А то они скажут начпроду. Вот тут–то мы и допустили стратегическую ошибку. Им было все мало. Вот и все. Начпрод сказал, что он больше в наших услугах не нуждается и пусть с нами разбирается наш командир. Скомандовал нам кругом и шагом марш! И еще что–то добавил, но мы не расслышали. Вот и все … Но мы старались!
— Ну, «стратеги», здесь вы превзошли сами себя! Что с вами делать?
— Дайте нам пару нарядов, вот и все!
— Ну, нет! За бочку водки это мало! Доложите Чернову, чтобы он всыпал вам на полную катушку. За «стратегию»!
Прошел слух, что скоро будут давать отпуск. В первую очередь тем, кто не успел побывать в отпуске или демобилизоваться перед войной. Первый на очереди из таких у нас в батарее был комбат Агафонов. Он уже начал готовиться, собрал вещи. Но получилось так, что накануне он поссорился с командиром полка. В результате комбата в отпуск не пустили, как у нас говорили, «за непочитание старших». Вместо Агафонова в приказ был внесен я. О моем отпуске он сообщил мне в тот же день вечером, а утром я уже считался в отпуске. Мне было жаль комбата и неудобно перед ним, но он подбодрил меня:
— Я рад за тебя. Все правильно. Поезжай быстрей в штаб полка, получай документы, аттестаты и утром в дорогу.
Конечно, я был рад. Рано утром с коноводом выехал в Замостье, к железнодорожному вокзалу. На вокзале в ожидание поезда толпились цивильные и военные. Воинская касса не работала, расписание поездов отсутствовало. На Львов поезд ходил один раз в сутки, как придется, все зависело от готовности бригады. Ко мне подошли два офицера, летчики. Спросили, еду ли я в Москву или через Москву? Я сказал, что еду через Москву в Ленинград. Тогда они попросили меня довезти до Москвы подругу их командира полка. Я согласился. «Подруга» предстала передо мной в образе миловидной девушки лет двадцати в звании старшины. Познакомились. Подали состав на посадку. Все ринулись к вагонам занимать места. Народу в вагон набралось столько, что нельзя было повернуться. Я оказался зажатым между двумя молоденькими паненками и подругой неизвестного мне командира авиационного полка. Это было немного лучше, чем в окружении старого прокуренного насквозь пановства с их чемоданами и рундуками …
Через одну остановку в вагоне стало свободнее. Цивильные, в основном, ехали две–три остановки. Новых пассажиров было мало, так как поезд приближался к советской границе. Перед границей поезд остановился и долго стоял. Равномерно пыхтел и отдувался, точнее продувался, паровоз… Вместе с двумя офицерами я пошел к паровозу узнать у машиниста, в чем дело. Из паровозной бригады на локомотиве был только кочегар, который сказал, что машинист с помощником ушли пить пиво. Пошли и мы туда, куда указал кочегар. Машинисты неторопливо пили пиво и вели свою бесконечную беседу, ничуть не беспокоясь о поезде и его пассажирах… Попили пивка и мы. Когда мы возвращались, встречный офицер предупредил нас, что пограничники у отпускников отбирают личное оружие, взамен которого выдают квитанцию.
Меня это не устраивало. Я, как это раньше делал в госпитале, переложил пистолет из кобуры в полевую сумку. При встрече с пограничниками показал им пустую кобуру, сказав, что пистолет оставил в части. Наконец–то машинист с помощником вернулись к паровозу. Продолжительный гудок. Пассажиры поспешно стали занимать свои места. Поезд тронулся и плавно стал набирать скорость. Пересекли границу. Мы на родине. Я живой и здоровый (не считая незажившую рану). Еду домой, в отпуск. К вечеру прибыли во Львов, на конечную остановку польского поезда. Вокзал до отказа набит отъезжающими. Билетная касса закрыта. Билетов нет.