Шашки наголо! Воспоминание кавалериста

Поздним вечером мы прибыли в Ленинград, подъехали к Московскому вокзалу. Был уже комендантский час. Ходить в эти часы без пропуска нельзя. Мать Бориса предложила нам переночевать у них, так как они жили недалеко от Московского вокзала. Мы согласились. Квартира их оказалась без хозяина, отец Бориса. На столе лежало письмо от него. В письме было сказано, что он мобилизован и направлен на фронт. Спали не раздеваясь, на полу, ведь мы давно не мылись. По сравнению с дорожными ночлегами, это был комфорт, ведь мы были дома, в Ленинграде!

БЛОКАДА

После больших тревог, обстрелов и бомбежек в пути мы снова дома, в Ленинграде. Рано утром, даже не позавтракав, мы, поблагодарив своих спутников и радушных хозяев и распрощавшись с ними, как на крыльях поспешили к себе на канал Грибоедова в свой дом номер 160, у Аларчина моста. Очень жаль, что в спешке мы не записали и не запомнили адрес наших добрых попутчиков и их фамилии. За время опасного и тяжелого пути мы сдружились С ними, как с родными. Где ты, Борис, выжил ли ты в блокаду? Пережил ли войну?

Отец не ждал нас, так как Ленинград был фактически уже отрезан от Большой земли. Он собирался на работу. Велико же было его удивление и удивление наших соседей, когда мы с нашим багажом ввалились в квартиру. К несчастью, наш приезд совпал с днем отмены коммерческой торговли. Население Ленинграда полностью перешло на обеспечение продуктами по карточкам. В городе уже стала ощущаться нехватка продовольствия. Если в маленькой столовой на углу проспекта Огородникова и Лермонтовского проспекта (дом 2/45) можно было еще без талонов и карточек поесть чечевичной каши, то во всех остальных столовых требовали талоны с продуктовых карточек. Не без труда выдали продуктовые карточки и нам.

Школы не работали. Мои однокашники устроились кто где. Большинство ребят поступили учениками на завод. Мне было шестнадцать, а тем, кому исполнилось семнадцать, сумели записаться в ополчение. Мой приятель по дому Сергей Егоров уже щеголял в военной форме учащегося 9–й специальной артиллерийской школы. Спецшкола готовила кадры для артиллерийских училищ[1]. Форма была красивая. Китель с двумя перекрещенными стволами на петлицах, синие брюки с красным кантом, ботинки, шинель командирского покроя, фуражка, ремень с латунной пряжкой и звездой как у курсантов военных училищ. Все это вызывало зависть дворовых мальчишек. Сергей и другой спец с нашего двора уговорили и меня поступить в их 9–ю спецартшколу.

Войне не видно конца, воевать нам все равно придется, так лучше воевать со знанием дела, командиром, а не рядовым бойцом. Я, в свою очередь, уговаривал поступить в спецшколу и своих однокашников: Петрова Павла, Кармазина Бориса и Зорина Сергея. Первые двое не согласились, а Зорин Сергей так же, как и я, подал заявление в 9–ю САШ. И вот мы на медицинской комиссии. Я боялся, что меня забракуют по зрению. Уговорил Зорина пройти окулиста еще раз уже с моей карточкой. ОН согласился. Врач то ли от усталости, то ли по рассеянности не заметил нашего обмана, и мы, сдав все документы, были зачислены в 1–й взвод 1–й батареи (10–й класс) 9–й СДШ. Получив военную форму, мы при встрече с военными «козыряли», получая ответные приветствия. Начались занятия.

8 сентября 1941 года окончательно замкнулось кольцо фашистских войск вокруг Ленинграда. Но занятия продолжались. Наряду с общеобразовательными предметами много времени уделялось военному делу. Мы изучали воинские уставы, основы артиллерии, занимались строевой подготовкой. Возглавлял военную подготовку в школе капитан Хачатурян, армянин. Ему трудно давался русский язык. Вместо целлулоидного круга он говорил цилюлюидный круг. Командовал «левое (правое) плечо вперед» вместо «правое (левое) плечо вперед, марш» и так далее. Но, несмотря на зто, он прекрасно знал свое дело, пользовался всеобщим уважением, как среди нас, учащихся, так и среди преподавателей школы. Говорили, что в 1942 году он ушел на фронт и командовал артиллерийским полком.

До наступления холодов и голода мы усиленно занимались строевой подготовкой, браво печатали шаг, маршируя по проспекту Москвиной от Лермонтовского проспекта до Измайловского и обратно, а иногда и вокруг Троицкого собора.

Из строевых песен особенно любили «Марш артиллеристов» :

По широким дорогам колхозным,

По Московским большим площадям,

Мы проходим лавиною грозной, Мы готовы к боям!

Припев

Артиллеристы, точней прицел,

Разведчик зорок, наводчик смел,

Врагу мы скажем:«Нашей Родины не тронь!

А то откроем сокрушительный огонь».

Огонь!

Нашим танкам дорогу проложим,