Шашки наголо! Воспоминание кавалериста

Так как лечебная гимнастика не помогала выправить мой указательный палец, а время шло, начальник госпиталя удовлетворил мою просьбу о выписке из госпиталя. Но, ссылаясь на какие–то приказы, несмотря на просьбу направить меня в свою часть, мне отказали. Зная о том, что командир полка всегда приветствовал возвращение своих бойцов и офицеров в свою часть, я, недолго думая, раздобыв у ребят по палате синий карандаш, поперек направления размашисто написал: «в свою часть». Поставил крючок, похожий на подпись начальника госпиталя, и стал собираться. Имея теперь три основных документа — удостоверение личности, справку о ранении и направление в часть (не считая аттестатов), я, распрощавшись с ранеными и медперсоналом, направился в путь, на запад, догонять свою часть. Было это утром 5 марта 1945 года. Догнать кавалерию оказалось не так–то просто. Сведения от регулировщиц и КПП на основных прифронтовых дорогах о прохождении наших машин были неутешительными. Весь подвижной состав отдельных корпусов имел свои опознавательные знаки. На моей памяти это была конская голова с номером дивизии, потом подкова с номером дивизии и последний знак — треугольник и номер дивизии. Знаки наносились на автомашинах, танках, бричках и даже на самолетах. По знакам проходящих через КПП машин я ориентировался в моем направлении на запад.

Девчата, регулировщицы, информировали меня, как часто и в каком направлении проходили машины с подковой … Сведения были скудные. Главная моя надежда на военных комендантов прифронтовых городов не оправдалась, коменданты имели сведения обо всех частях, наступающих на их направлениях, кроме особо секретных. Кавкорпус, а точнее сведения об их дислокации на прифронтовых территориях носили секретный характер. Это и понятно, так как нахождение на фронте любых родов войск еще ни о чем не говорит, а появление в прифронтовой полосе крупных кавалерийских соединений говорит о направлении главного удара, вводе их в прорыв для развития наступления на оперативном просторе.

Фронтовое братство тех времен безотказно действовало на всех прифронтовых дорогах. Шоферы попутных машин не только охотно подвозили меня, но и поили, и кормили всем, чем они располагали, делились табачком, сожалели, когда мне приходилось менять маршрут и пересаживаться на другие машины.

Военные дороги Пруссии и Померании в то время были переполнены потоками беженцев всех народов и национальностей. Шли пешком, ехали на подводах и велосипедах. Казалось, вся Европа пришла в движение. Цивильные (гражданские) затрудняли движение воинских частей. Как по команде (которую никто не подавал) каждый гражданский передвигался с нарукавной повязкой. Немцы с белой, советские граждане с красной, поляки с красно–белой, французы, англичане и др. тоже с повязками своих национальных флагов. На подводах и велосипедах были закреплены аналогичные флажки. С окон и балконов домов немецких городов свисали белые простыни (знаки капитуляции). На одной дороге я стал свидетелем комичной сцены: группа красноармейцев, окружив бывшего военнопленного француза, обвиняла его в том, что он работал на Гитлера. Несчастный француз на ломаном немецком пытался объяснить, что не работал на Гитлера, а проводил время с разными немками.

Навстречу нам двигались и многочисленные колонны пленных … Четкого маршрута у меня не было. В одном из крупных городов (вероятно, это был Данциг) я добился встречи с военным комендантом города. Сообщить мне направление движения нашего корпуса он не мог (не располагая этими сведениями), но дал мне адрес одного населенного пункта, где, по его словам, мне дадут точную информацию о нашем корпусе, и предложил мне получить талоны на питание и направление в гостиницу. Переночевав в гостинице и имея новый пункт следования, поутру я снова был в пути. Попутными машинами, а где и пешком добрался я вечером до указанного военным комендантом пункта.

В штабе (а это оказался оперативный отдел штаба фронта) мне дали маршрут движения нашего корпуса. В настоящее время удивляет отсутствие малейшего намека на бюрократизм во всех эшелонах управления (командования) фронтом. Теперь мне ничего не надо было спрашивать у девчат–регулировщиц — в кармане у меня был точный маршрут следования. С рассветом я снова в пути.