Шатер из поцелуев

– Так я думал, она к соседке пошла… плакать или… не знаю там что… Говорю же, у нее и подруг-то нет, кроме этой Людмилы – соседки по площадке… Не компанейская она, Вика… одиночка… Вот к Ольге прилепилась… всем нам на несчастье… Я ждал, ждал… пусть, думаю, выговорится… Потом не выдержал, пошел к Людмиле, а Вика к ней и не приходила… Я в квартиру вернулся, смотрю… а Викиного пальто нет… Я даже не знаю, куда кинуться! Ей, кроме вас, и идти-то некуда!

– Слушай, а какого хрена ты вывалил на нее все свои заморочки именно в новогоднюю ночь?! – выкрикнул вдруг Фадеев. – Подождать не мог, чтобы хоть не в праздник?! Чтобы не ночью?!

– Не мог!!! Но… не специально!!! Так получилось!!! Совпало все так! Сил уже терпеть не было, когда… она…

– Сил у него, видите ли, не было! – грозно перебил его Фадеев. – А у нее, значит, должны были найтись, да?! Женщины – они двужильные! Вынесут!!! Да она из-за тебя, мерзавца, по морозу почти босиком!

– Как босиком…

– А так! В туфельках по сугробам! И платье полуголое, и пальто нараспашку!

Николаев с побелевшими губами опустился рядом с Ольгой. Ноги его явно не держали. А Вася никак не мог остановиться:

– Гад ты, Серега! Тебя такая женщина полюбила, а ты все в своих болячках ковыряешься! Тебе бы радоваться! На руках Вику носить, целовать до одурения! А ты, скотина, только мучил ее! А ну, вставай! – Фадеев сдернул с вешалки свою куртку, нахлобучил шапку и закончил: – Пошли искать! Чего расселся, урод!

Вася с Сергеем нашли Вику в соседнем дворе в закутке с мусорными баками. Она лежала на грязном снегу, усыпанном заледенелыми очистками и веселыми крапинами конфетти, без пальто, без украшений, в разодранном золотом парчовом платье, с окровавленной головой.

После того, что приключилось с Викой, Ольга, считая себя виноватой во всем, не могла ни спать, ни есть, ни толком разговаривать. Временами она впадала в какое-то странное то ли оцепенение, то ли забытье. Это были не сон и не явь, это было какое-то пограничное состояние, в котором ее посещали странные тягучие видения, заканчивающиеся всегда одним и тем же: видом окровавленной Вики, распростертой на снегу возле грязных мусорных баков. Ольга не видела ее такой, но сознание услужливо рисовало такую жуткую картину, которая вряд ли уступала реальной. Ольга была так плоха, что Вася вынужден был отвезти еще не до конца поправившегося Митеньку к собственной матери в поселок Славянка.

– Оленька, ну успокойся, – без устали твердил он жене. – Вике уже лучше. Значительно лучше. Она выкарабкается, вот увидишь! А нам с тобой нужны силы! Надо Вике помочь и Сереге тоже… Он совсем дошел… Смотреть страшно…

– Так ему и надо… так и надо! – твердила Ольга. – И мне так и надо! Меня нужно гораздо сильнее наказать, потому что я не должна была… – И она начинала рыдать, поскольку никак не могла сформулировать, чего не должна была делать, а потом опять впадала в свое жуткое оцепенелое состояние.

Более или менее Ольга пришла в себя примерно через неделю после происшествия и попросила Васю уговорить мать подержать у себя Митю еще несколько дней. Как только этот вопрос был улажен, она помчалась в больницу к Вике. Уже возле огромного больничного городка Ольга замедлила шаг, потому что поняла: она боится увидеть свою несчастную подругу. Она и так с трудом несла на себе крест вины перед женой Сергея, а если еще увидит ее в растерзанном состоянии, тогда хоть и вообще не живи… Ольга разделась в гардеробе, трясущимися руками нацепила на сапоги синие больничные бахилы и с пересохшим от волнения горлом на ватных ногах поднялась на нужный этаж.

Вика лежала в отдельной платной палате, куда ее поместил Николаев. Сам он сидел подле жены, держа ее за руку. Вика спала. Ее голова была обмотана бинтами, под глазами лежали коричневые тени. Если бы Ольга не знала, что это Вика, то ни за что не узнала бы в этом изможденном существе милую, обаятельную женщину… Николаев тоже был мало похож на себя прежнего. Сухощавое лицо его еще больше вытянулось, от носа к губам протянулись глубокие борозды. И еще он резко поседел. Очень необычно, будто специально обесцветил себе пряди.

– Как она? – тихо спросила Ольга, присаживаясь рядом на больничную табуретку.

– Ты можешь говорить нормально, – отозвался Сергей. – Она спит со снотворным, так что не побеспокоишь…

– Ей хоть получше? – Ольга все равно спросила очень тихо. Здесь, в этой палате, не место было громким разговорам.

– Ну… если сравнивать с тем, что было… то, конечно, лучше…

Николаев выпустил руку жены и схватился за виски.

– Веришь, жить не хочется… – проговорил он.

– Верю, Сережа, – отозвалась Ольга. – Я сама с трудом существую…

– Вот этого не надо! – повернулся к ней Николаев. – Ты ни в чем не виновата! Даже и не думай! Виноват только я один, понимаешь?! Один! Твой муж прав: я урод и мерзавец! И ведь ничем не искупить, понимаешь?!

– Ну… почему же… ничем… – не согласилась Ольга, шершавым языком облизывая сухие губы. – Ты можешь ее… любить…