Шатун

Всемила стала белее мела и откачнулась к стене, на лице ее был такой ужас, что боготуру стало не по себе. Жалеть он ее, однако, не стал. Торуса вдруг понял, что она все знала о готовящемся убийстве Драгутина. Знала и о замыслах Багуна, собиравшегося натравить на Драгутина Шатуненка, и о замыслах Борислава Сухорукого, который руками Рогволда и Богдана готовил заварушку на улицах стольного града, дабы подстраховать Искара, если тому не удастся устранить боярина. Торусе очень хотелось высказать кудеснице все, что он думал о ней в эту минуту. А думал он о ней скверно. Допустим, Всемила возненавидела Драгутина и жаждала его смерти, это Торуса мог понять, а простить он ей не мог другого: орудием мести кудесница избрала Искара, про которого точно знала, что он сын боярина. В мести тоже надо знать меру, а Всемила эту меру переступила, за что могла последовать страшная и почти неотвратимая кара богов.

— Божибор, — прохрипела Всемила, — сделай же что-нибудь.

Торусе никогда еще не доводилось видеть «белого волка» в такой растерянности и даже страхе. Божибор все знал или, точнее, почти все, но это вдруг открывшееся «почти» не могло не привести его в ужас.

— По моим сведениям, Искара в городе нет, — сказал Торуса. — Видимо, засаду они устроят где-то на дороге.

— Позови Ляну, — приказала Всемила. — Она последней видела Искара.

Божибор выскочил из горницы, а кудесница, повернувшись к Торусе, сказала:

— Не говори Ляне о подмене. Для нее это будет ударом даже большим, чем для меня. Ты отнял у меня дочь, боготур.

— Я вернул тебе сына, которого теперь нужно спасти.

— Это будет мой грех, и только мой!

— Успокойся, — мягко сказал Торуса. — Пока еще рано каяться в грехах. Считай, что боги испытывают нас, но не допустят страшного исхода.

Видимо, Ляна по лицу матери поняла, что происходит что-то ужасное, во всяком случае, глянула она на боготура с испугом.

— Где ты последний раз видела Искара? — спросил Торуса.

— В Берестене. А что случилось?

— С ним пока ничего не случилось, — нахмурился Торуса, — но может случиться, если ты будешь задавать мне вопросы, а не отвечать на мои.

— На Торговой площади мы встретили Щека. Искар о чем-то долго с ним говорил, а после сказал нам с Осташем, что ему нужно срочно уехать. Щек обещал ему помочь найти убийцу отца.

— Человека, на которого Искар затеял охоту, зовут боярин Драгутин, — пояснил Торуса и сразу же пожалел, что упомянул это имя.

У Макошиной ведуньи выдержки могло быть и побольше. Хотя Ляна ведь наверняка считает Драгутина своим отцом, а Искара, надо полагать, просто любит. В ином случае Торуса выразил бы Ляне сочувствие, но сейчас у него просто не было времени для переживаний.

— Я почти догадалась. — Ляна захлебывалась поднесенным Божибором вином. — Он искал подтверждений словам этого Щека сначала у старого Ичала Шатуна, а потом у Горелухи. И в сельцо свое он для этого ездил. Если бы Веско Молчуна убил не Бахрам, а Лихарь, то он не стал бы мстить Драгутину за смерть отца.

Из почти бессвязной речи плачущей Ляны Торуса зацепился за старого Шатуна.

— Ичал Шатун умер на наших руках в заброшенном жилище, кто-то смертельно ранил его перед нашим приходом. — пояснила Ляна. — Урсы его там и похоронили. Я видела его могилу, когда мы возвращались в стольный град.

— Жилище расположено у дороги? — спросил Торуса.

— Да, — кивнула головой Ляна. — Верстах в десяти от города.

— Седлай коней, — сказал Торуса Божибору. — Он наверняка ждет Драгутина именно там.

Искар не таился. А на ворчание молодого гана Годуна не обращал внимание. Ночь была холодной, и выделенные Багуном урсы-мечники жались к огню. Искар сидел чуть в стороне от костра и смотрел в темноту с таким видом, словно различал в ней нечто другим недоступное.

— Зря мы здесь мерзнем, — вздыхал беспокойный Годун. — Если он и появится, то наверняка ближе к полудню.

— Я тебя не держу, — холодно бросил Искар. — Забирай своих людей и уходи.