Драгутин почувствовал недоверие со стороны своих давних соратников, и это обстоятельство его поначалу не столько, огорчило, сколько удивило. Никаких поводов для подозрений он не давал, а дела складывались именно так, как было задумано. Но Божибор во время их последней встречи почему-то упрямо отводил глаза. И соглядатаи, коих и прежде немало было вокруг боярина, увеличились в числе. Он знал, конечно, что в радимичских землях за ним присматривают, но относился к этому спокойно и с пониманием. Это были люди, присланные князем Всеволодом и Велесовыми волхвами, но Драгутин никак не предполагал, что к ним добавятся еще и соглядатаи Божибора. Дело было не только в их давней дружбе с «белым волком», но и в том, что Божибор никогда бы не стал следить за боярином по своему почину, и если соглядатаи все-таки появились, то случилось это по воле либо кудесника Вадимира, либо князя Гостомысла, либо кудесницы Всемилы. Последнее было особенно неприятно, тем более сейчас, когда удачное завершение начатого не в последнюю очередь зависело от первой Макошиной ближннцы.
В Торусовом городце гостя, похоже, не ждали. Во всяком случае, и мечники не спешили открыть боярину ворота, и выступивший навстречу гостю боготур Торуса хранил на лице печать скорее озабоченности, чем радушия. Хотя прибыл Драгутин в его городец по вполне понятной причине, которую не собирался таить от хозяина, а именно: хотел взглянуть на сестричадов, рожденных Дарицей. Торуса на слова боярина рассеянно кивнул головой, а здравную чашу поднес только после долгих покашливаний приказного Лепка и удивленных взглядов ближнего мечника Ревуна.
Нелюбезность хозяина можно было бы принять за обиду, но Драгутин решил считать ее просто рассеянностью. Посмотреть на хозяйских детей Драгутин отправился вместе с Лепком, и пока они шли в Дарицыну горницу, приказный успел сообщить боярину причину озабоченности боготура.
– Торуса был недавно у кудесницы, и разговор шел о тебе, Драгутин. Похоже, боготур заподозрил тебя в коварстве на том основании, что ты скрываешь от союзников родство с Искаром. На Всемилу подозрения Торусы, надо полагать, подействовали.
– Какие подозрения? – Драгутин от удивления даже остановился. – Какое родство?
– Торуса считает, что Искар Шатуненок – твой сын, – быстро ответил Лепок, пряча глаза.
Драгутин не столько ответу Лепка удивился, сколько его смущению. Подозрения Торусы показались ему совершенно бессмысленными и даже смешными. Искар – сын Лихаря, и Всемиле это известно. Мать Лихаря Урса Горелуха оказала ей в свое время немаловажную услугу, а если говорить точнее – спасла жизнь. Правда, боярин Драгутин долгое время жил под именем Лихаря Урса и в этом качестве был вхож и к гану Митусу, и к купцу Моше, и к очень многим другим людям в Хазарии и за ее пределами, но взял-то он это имя уже после гибели его законного владельца.
Драгутин в раздражении толкнул дверь горницы и не слишком любезно поздоровался с сестрой.
– Что случилось? – удивленно спросила Дарица.
– Прости, – спохватился Драгутин, – поссорился с Лепком на пороге твоей горницы.
Дети были еще настолько малы, что и смотреть-то было не на что, однако это были ближние родовичи боярина Драгутина, и он не преминул прищелкнуть языком от восхищения и объявить довольной матери, что мальчик вылитый боготур Торуса и есть все основания надеяться, что он станет таким же сильным и умелым воином, как его отец.
– Это девочка, – прыснула в кулак Дарица, – а мальчик одесную тебя.
Драгутин засмеялся: младенцы были так похожи друг на друга, что мудрено было их не перепутать.
– Может, и Всемила тоже родила двойню, – тихо сказал Лепок за спиной Драгутина.
Рассерженный боярин резко обернулся и вперил глаза в приказного:
– Искар – сын Лихаря, я знаю это совершенно точно.
– Он похож на тебя, Драгутин, – Лепок на этот раз выдержал взгляд боярина, – в этом все дело. Всемила вправе заподозрить, что ты ведешь с ней двойную игру. А ревнивые женщины всегда опасны.
Драгутин быстро остыл. Сходство могло быть случайным, оно могло просто почудиться Торусе, но если оно почудилось Всемиле, то разгневанная женщина может наделать много глупостей. Тогда, двадцать лет назад, Всемила хлебнула столько лиха по вине своего любовника, а точнее, его врагов, что одна мысль о его неверности в ту пору может развернуть ее душу от любви к ненависти.
– Ты был знаком с матерью Искара? – спросила Дарица.
– Никогда ее не видел, – покачал головой Драгутин, – но отец Искара Лихарь Урс умер у меня на руках, и я поклялся, что позабочусь о его сыне.
– И ты нашел ребенка?
– Искать его не пришлось. Какая-то добрая душа подбросила ребенка брату Милицы. Я наведался к Данбору, посмотрел на ребенка. Не было смысла тащить Искара еще куда-то, ибо на его дядьку можно было положиться. А потом мне и вовсе пришлось уйти с радимичской земли в Хазарию.
– Почему тебя не разоблачили за столько лет?