Шатун

Набравшись смелости, он однажды вечером забрел в простой дом. Была у него опаска, что верховодившие здесь старухи погонят его прочь, но никто Искара гнать не стал, а девки даже посмеивались в его сторону. Посидев и послушав бывальщину, которую рассказывала старуха с выцветшими от времени глазами, Искар пришел к выводу, что женщины здесь живут теми же печалями и теми же обычаями, что и под иными крышами, но только почему-то без мужей.

– А почему не идешь в мир? – спросил Искар, подсаживаясь к красивой девушке. – У тебя отбоя от женихов не будет.

– Время не приспело, – засмеялась красавица. – Я в этом городце живу с малых лет.

Из разговора Искар узнал, что Макошин городец не только малым, но и старым дает приют. Старые женщины попадали сюда по несчастливой случайности, из-за разорения своих семей. Кого-то не пощадили в набеге, кого-то пожгло огнем, а на чей-то дом мор обрушился великой напастью. Жизнь исправно плодит сирот и изгоев, и не каждому дано найти тихую заводь за надежными стенами. Старухам, наверное, более ничего и не надо, а вот подросшим сиротам хочется посмотреть большой мир.

– Коров в городце много, а я ни разу не видел, чтобы их выгоняли за тын.

– Так разве коров пасут по снегу? – засмеялась краснощекая деваха. – Вот днями полезет весенняя травка, и мы погоним скот на волюшку. И сами тогда погуляем вдосталь, а то по зиме в городце совсем скучно.

На словоохотливую девушку цыкнула старая ворона, и та сразу примолкла, спрятав от Искара смеющиеся глаза. Звали девушку Летицей, а более ничего словоохотливому отроку она о себе не рассказала. Потому как рассказывать было нечего, вся ее недолгая жизнь прошла за тыном Макошина городца. А Летицей ее назвали потому, что найдена она была ведуньями летом в десятке шагов от ворот в берестяном лукошке.

С этого вечера Искар зачастил под простую крышу. Вел он себя чинно, рукам воли не давал, рассказы старых женщин слушал с интересом, а потому и не было повода гнать его прочь от весело гудящего очага. Девушки в Искара постреливали глазами, но никто, кроме Летицы, заговорить с ним не осмелился.

Из старух Искара невзлюбила только одна, рослая и костлявая, в надвинутом на самые глаза черном платке. Из-под этого платка в сторону отрока все время посверкивали глаза, неожиданно яркие и злые. Звали старую женщину Горелухой, и, если верить Летице, была она из племени урсов. Сельцо Горелухи сожгли двадцать лет тому назад, а всех ее родовичей жизнь разметала по свету. Старуха с горем не смирилась и надеялась, что урсы еще возродят славу своего племени. Прочие женщины, которые в большинстве своем были из радимичских родов, над урской посмеивались. Горелуха в долгу не оставалась, отчего в доме время от времени вспыхивали свары, в которые немедленно вмешивалась Макошина ведунья, дородная и величавая, державшая бабий мир в кулаке. Звали дородную ведунью Белицей, была она не только величава, но и насмешлива. Во всяком случае, она все время пыталась подшутить над отроком, веселя и девок, и старых женок. Искар утешал себя тем, что положение Белицы в Макошином городце было не из самых завидных и власть ее дальше простого жилища не распространялась. Белица отвечала за огромное хозяйство обители, но к высшим тайнам допущена не была. Во всяком случае, зеленоглазая Ляна поглядывала на Белицу свысока и до разговоров с ней не снисходила.

– Белица из простой семьи, – сказала Ляна Искару. – Прежде никто из ее близких Макоши не служил. Ведуньей она стала волею кудесницы Всемилы, которой сумела угодить.

Пораскинув умом, Искар пришел к выводу, что сама Ляна рождена не иначе как от князя, если в столь молодые годы сумела взлететь так высоко. Отрок уже приметил, что зеленоглазая ведунья одна из самых приближенных к кудеснице Всемиле. Стоило Ляне появиться на пороге простого жилища, как тут же свары умирали сами собой, а розовеющая Белица спешила ей навстречу.

– Почему отрока привечаешь? – Белица струхнула не на шутку, краска мигом сошла с ее ица, а голос зазвучал льстиво и подобострастно:

– Так ведь не велено гнать отрока. Сидит он тихо, к девкам не пристает. Я им наистрожайший наказ дала.

– Гнать было не велено, но и привечать тоже, – надменно произнесла зеленоглазая. – Об этом помни.

После чего развернулась горделивой лебедью и, не взглянув на Искара, поплыла прочь из жилища. У Белицы не только лицо, но и шея покрылись красными пятнами. Гнева она не сдержала, но пролился он не вслед надменной Ляне, а на голову ни в чем не повинного Искара. Проходя мимо, Белица зло прошипела:

– Шатун!