Шатун. Дитя без глазу

Глухо бухнуло, чуть тряхнуло и сверху посыпался мусор. Роботы разом развернулись назад. Взрыв был, судя по всему, где-то у входа в «мавзолей». Затем, опять грохнуло, но уже гораздо ближе. Затем еще и еще. И с каждым разом все ближе и ближе. Потом ослепительно полыхнуло где-то совсем рядом, упруго толкнуло в грудь и отбросило назад.

И разом ударили автоматные очереди. Кто и откуда – не разобрать. Взрывная волна отбросила Николая на спину. Он больно приземлился позвоночником на осколок кирпича, но многострадальный затылок от удара удалось уберечь. Костер, потухший было от ударной волны, разгорелся снова, и в его мерцающем свете стало видно, как рушатся баррикады из стеллажей. Николай быстро перевернулся на живот и оглянулся. Из всех роботов на ногах стоял только один. Правой руки у него уже не было, а из ствола под ладонью левой грохотало и полыхало огнем. Откуда-то ему отвечали из автоматов, и было видно, как пули искрами чиркают по матовой поверхности туловища. Наконец одна угодила в черный цилиндр, что был вместо головы. Пробить не пробила, но робот вдруг замер и перестал стрелять. В следующую секунду на него обвалилась баррикада из стеллажей, что еще каким-то чудом не рухнула от взрыва. Стало тихо. Все выстрелы смолкли.

– Есть! Есть! Мы сделали! – послышался торжествующий вопль. Кажется, это был Крапива.

– Не ори, – оборвал его голос Петровича. – Добей! Бегом! Эту хрень не так просто убить.

Николай, быстро-быстро пополз внутрь обвалившейся кучи стеллажей. Нужно использовать момент, пока они заняты. Пролезть подальше и затаиться, может быть, им станет не до него.

Под стеллажами было уже совсем темно. Только сейчас Николай сообразил, что тепловизора при нем нет, как и инструментов. Пришлось двигаться почти на ощупь. Впрочем, глаза достаточно быстро привыкли, в последнее время он слишком много проводил времени в темноте. Послышались выстрелы. Крапива добивал робота.

– Готов! – возбужденно-радостный крик.

«Дебил» – подумал Николай.

– Дебил! – подтвердил его мнение Петрович. – Это не спецназ! Это Серый Отряд! Нужно уходить! Быстро!

Послышался какой-то шум, что-то со скрежетом отодвигали. Затем опять злой голос Петровича:

– А Худой где?

– Не знаю. Был на своей позиции. А Системщик?

– Системщик готов!

– Худой! Ты цел?!

– Худой!

И тут Николай увидел Худого. Вернее, наткнулся. Тот лежал на животе, вытянув перед собой руки. В темноте сложно было что-то разглядеть кроме белков выпученных глаз и зубов оскаленного в беззвучном крике рта. Упавший стеллаж перерубил его прямо посредине туловища. Расколовшийся гермошлем валялся рядом. Перед вытянутыми руками в свете далекого костра тускло поблескивал автомат.

«Извини, Худой», – подумал Николай, подтягивая автомат за ствол к себе. – «Тебе он сейчас ни к чему».

Худой не ответил. Но автомат отдавать не хотел. Пальцы левой руки намертво вцепились в рукоять. Николай потянул сильнее. Худой не отпускал.

– Худой, твою ж медь, мы уходим! – в голосе Петровича чувствовалось волнение. – Крапива, глянь, где он там. Не видно ни хрена из-за стеллажей.

Николай рванул автомат на себя что было сил. Худой его выпустил, но вместе с тем вдруг поднял голову и захрипел. Как будто вода в засорившейся канализации. Скрюченные руки бешено заколотили по полу.

– Отда-а-а-й…

Худой тянулся к своему автомату, стараясь забрать его обратно.

– Что за… – это испуганный голос Крапивы. – Худой! Ты?

– Уходим! Уходим! – это Петрович.

Николай прижал автомат к себе и, отталкиваясь ногами от тянущихся к нему рук, попытался отползти назад. Но уперся в стеллаж. Дальше некуда. Ну и ладно. Со стороны костра его не видно. Вынул рожок из автомата, пощупал пальцами… Пусто! Вот зараза! Осторожно отвел затворную раму – в стволе тоже ничего.

Худой вдруг перестал бить руками и затих. Жуткий булькающий хрип смолк. Но белки глаз в темноте по-прежнему смотрели на Николая.

И тут тряхнуло. Да так, что стеллажи, сложившиеся шалашом над Николаем, заскрежетали и чуть не обвалились. Что-то оглушительно грохнуло, полыхнуло огнем и рухнуло. Где-то там, где был костер. Потом опять грохнуло.

– Всем стоять! Оружие на землю! – послышался металлический мегафонный голос.

Затем ударила очередь, совсем непохожая на автоматную, что-то крупнокалиберное, и снова металлический голос:

– Стоять, я сказал! Теперь всем выйти на свет!

И вспыхнул свет. Белый, резкий. После темноты он казался ослепительным.

Николай вжался в упершийся ему между лопаток угол стеллажа.

«Меня не видно…» «Меня не видно…»

И действительно, едва ли его можно было здесь увидеть. Со всех сторон Николая закрывали упавшие стеллажи, а к костру, туда, где теперь резал глаза ослепительный бело-синий свет, вел узкий, едва заметный лаз.

Послышались звуки множества ног, неясные восклицания, что-то упало, что-то потащили. Затем голос уже не металлический усиленный мегафоном, а обыкновенный живой, зло сказал:

– Ну что, Петрович, допрыгался, гад?

Потом, что-то неразборчивое и голос Крапивы:

– Еще двое должны быть. Худой и Миротворец.

– Какой Миротворец? Тот самый? – удивился злой голос.

– Ну да!

– Надо же! Ну-ка, ну-ка, посмотрим!